ОДИНОЧЕСТВО

  Вы можете любить одиночество, ненавидеть его, избегать его — в зависимости от вашего темперамента и психологических требований, — но одиночество остается; оно выжидает, находится на страже, отступает с тем, чтобы появиться вновь.
Одиночество — это осознание полной изоляции; не замыкает ли нас в себе наша деятельность? Хотя наши мысли и эмоции экспансивны, не являются ли они исключающими и разделяющими, не ищем ли мы господства в наших отношениях, в наших правах и обладании, вызывая тем самым сопротивление? Не разделяем ли мы работу на «вашу» и «мою»? Не отождествляем ли мы себя с коллективом, со своей страной или с небольшой группой? Не состоит ли наше стремление, все целиком, в том, чтобы изолировать себя от других, разделить, отделить? Деятельность нашей личности на любом уровне есть путь изоляции; одиночество — это сознание «я», лишенного деятельности. Деятельность, физическая или психологическая, становится средством к саморасширению; когда же никакой деятельности нет, существует ощущение пустоты личности. Мы стремимся заполнить пустоту и в заполнении ее проводим жизнь, все равно на каком уровне — на высоком или низком.

Желание наполнить эту пустоту или уйти от нее, что одно и то же, не может быть перенесено на высший уровень или подавлено; так что же это за сущность, которая должна подавить пустоту или перенести ее на другой уровень? Не является ли эта сущность иной формой самого желания? Объекты желаний различны, но разве одно желание не похоже на другое? Вы можете изменить объект вашего желания и вместо алкоголя взять идею; но без понимания процесса желания иллюзия неизбежна.

Нет сущности, отдельной от желания; существует желание, но нет того, кто желает. Желание надевает различные маски в разное время в зависимости от собственных интересов. Память об этих различных интересах встречается с тем новым, что раскрывается в данный момент; отсюда получается конфликт. Вот таким путем рождается тот, кто выбирает; он ставит себя в положение сущности, отличающейся от желаний и стоящей вне его.
Но эту сущность нельзя отделить от ее качества. Сущность, которая старается заполнить пустоту или уйти от пустоты, неполноты, одиночества, не отличается от всего того, чего она старается избежать; она есть эта пустота.
Она не может убежать от самой себя; единственное, что она может сделать, это понять себя. Она есть это одиночество, она есть своя собственная пустота; до тех пор, пока она будет рассматривать одиночество и пустоту как нечто отдельное от себя, она будет пребывать в иллюзии и бесконечном конфликте.

Когда наступит непосредственное переживание того, что она есть свое собственное одиночество, лишь тогда может прийти свобода от страха.
Мысль есть результат опыта; хотя она может размышлять по поводу пустоты и иметь чувства, связанные с ней, она не может непосредственно познать пустоту. Слово «одиночество» с его воспоминаниями о страданиях и страхе устраняет возможность пережить это одиночество, как впервые данное.
Слово есть память. Когда слово теряет свою значимость, отношение между переживаемым и переживающим делается совсем другим; тогда это взаимоотношение становится непосредственным, а не через слово, не через память; тогда переживающий есть само переживание. Только тогда приходит свобода от страха.

Любовь и пустота несовместимы; когда имеется чувство одиночества, любви нет. Вы можете прятать пустоту под словом «любовь»; но когда объект вашей любви больше не существует или не отвечает на ваше чувство, тогда вы осознаете пустоту, вы чувствуете себя потерпевшим крушение.
Мы пользуемся словом «любовь» как средством уйти от самого себя, от своей собственной несостоятельности. Мы цепляемся за того, кого любим; мы ревнивы; мы скучаем без него, когда его нет с нами; мы чувствуем себя совершенно потерянными, когда он умирает. Тогда мы ищем утешения в какой-нибудь другой форме: в вере, в каком-либо суррогате. Является ли все это любовью? Любовь — не идея, не результат общения; любовь — не то, что может быть использовано для спасения от нашей собственной никчемности; а когда мы ее используем для этого, мы создаем проблему, которая не может быть разрешена. Любовь — не абстракция; реальность ее может быть пережита лишь тогда, когда идея, ум перестанет быть главенствующим фактором.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

ПРОБЛЕМЫ И БЕГСТВО

Все проблемы исходят из одного источника; без понимания этого источника любая попытка решить проблему приведет лишь к дальнейшей путанице и страданию. Прежде всего надо отдать себе ясный отчет в том, что ваше желание понять проблему вполне серьезно, что вы сознаете необходимость освободиться вообще от всех проблем, так как лишь в этом случае возможно подойти вплотную к тому, кто создает проблемы. Без свободы от проблем не может быть никакого спокойствия; а спокойствие необходимо для счастья, хотя счастье само по себе не является целью. Подобно тому, как пруд полон тишины, когда прекратились ветры, так и ум спокоен, когда прекратились проблемы. Но ум нельзя сделать спокойным; если его успокоили, он мертв, как стоячая вода. Когда ум проясняется, можно наблюдать, кто создает проблемы. Наблюдение должно быть безмолвным, без какого-либо предварительного плана, без критерия удовольствия и страдания.

«Но вы требуете невозможного. С малых лет наш ум приучен различать, сравнивать, судить, выбирать. Чрезвычайно трудно не давать оценки тому, что мы наблюдаем. Возможно ли освободиться от этих условностей и наблюдать безмолвно?»
— Если вы видите, что безмолвное наблюдение, пассивное осознание совершенно необходимо для понимания, то истинность вашего видения освободит вас от заднего плана сознания. И только когда вы не видите непосредственной необходимости пассивного и ясного живого осознания, возникает вопрос «как», и начинается поиск средств для устранения этого заднего плана. Освобождение приносит истина, но не средства и не система. Необходимо постичь истину, что только безмолвное наблюдение дает понимание; лишь тогда вы можете освободиться от осуждения и оправдания. Когда вы стоите перед опасностью, вы не спрашиваете, что надо делать, чтобы уйти от нее. Только потому, что вы не видите необходимости в пассивном осознании, возникает вопрос «как». Но почему вы не видите этой необходимости?
— Сознательно или не сознательно мы отказываемся видеть важность пассивного осознания, потому что в действительности мы совсем не хотим уходить от наших проблем: чем мы тогда будем, без них? Мы скорее предпочитаем цепко держаться за то, что имеем, какие бы это ни доставляло нам муки, чем рисковать, устремляясь к неизвестному, которое может завести нас неведомо куда. С проблемами, во всяком случае, мы знакомы, но мысль о причине того, кто их создает, при полном неведении, куда это может привести, рождает в нас страх и тупость. Наш ум был бы полностью обескуражен, если бы не было тревог, связанных с проблемами.
Ум питается за счет проблем независимо от того, мировые они или кухонные, политические или личные, религиозные или идеологические. Так наши проблемы делают нас мелкими и ограниченными. Ум, сжигаемый мировыми проблемами, такой же неглубокий, как и ум, терзающийся по поводу своего собственного духовного прогресса. Проблемы отягощают ум страхом, так как они усиливают личность, «мое», «мне». Лишенное проблем, достижений и неудач «я» не существует.

«Но как же возможно вообще существовать без «я»? Оно ведь источник всех действий».
— Пока действие является результатом желания, памяти, страха, удовольствия и страдания, оно неизбежно должно питать конфликт, хаос и антагонизм. Наши действия — результат личной обусловленности, на каком бы это ни было уровне. Так как наши ответы на вызовы жизни неадекватны и неполны, они неизбежно порождают конфликт, который и есть проблема. Конфликт — вот подлинная структура личности. Вполне возможно жить без конфликта, например, без конфликта, вызываемого жадностью, страхом, успехом; но эта возможность будет чисто теоретической и не перейдет в действие, пока вы не раскроете это путем непосредственного переживания. Жить, не имея жадности, возможно лишь тогда, когда имеется понимание путей «я».
— Подавить что-либо внутри или вне себя, конечно, легче, чем понять. Понимание требует упорного труда, особенно для тех, кто с малых лет был тяжело обусловлен. Подавление, хотя оно и связано с усилиями, постепенно входит в привычку. Понимание же никогда не может стать привычкой, превратиться в рутину, оно требует постоянной бдительности, настороженности. Для того чтобы понимать, надо обладать гибкостью, сенситивностью, сердечностью. Для подавления же, в какой бы ни было форме, нет надобности стимулировать осознание. Подавление — самый легкий и наиболее глупый способ отвечать на толчки жизни. Подавление — это согласование с идеей, с образцом, оно создает внешнюю безопасность, респектабельность. Понимание несет освобождение, а подавление всегда ограничивает, замыкает в себе. Страх перед авторитетом, страх, порождаемый неудовлетворенностью, страх перед общественным мнением создает идеологическое убежище с его физическим отображением, к которому и обращается ум. Это убежище, на каком бы оно ни было уровне, всегда поддерживает страх. Страх же порождает подмену, сублимацию или дисциплину, причем все они — различные формы подавления. Подавление должно найти себе выход; это может быть физическое заболевание или какая-либо идеологическая иллюзия. Расплата зависит от темперамента и особенностей индивидуума.

«Но как возможно освободиться от подавления, которое культивировалось в течение многих лет? Не потребует ли это очень долгого времени?»
— Это не связано ни со временем, ни с погружением в прошлое, ни с тщательным анализом. Весь вопрос в том, чтобы усмотреть истину подавления. Если находиться в состоянии пассивного осознания всего процесса подавления, при этом без какого-либо выбора, то истину подавления можно тотчас же постичь. Но истина подавленная не может быть раскрыта, если мы мыслим понятиями вчерашнего или завтрашнего дня; истину нельзя постичь с помощью процесса времени. Истина — не то, чего можно достичь; она понята и не понята, ее невозможно постигать постепенно. Воля быть свободным от подавления является помехой для понимания этой истины; ибо воля — это желание, позитивное или негативное, а при наличии желания не может быть никакого пассивного осознания. Желание или страстное стремление вызвало подавление; и то же самое желание, хотя теперь называемое волей, никогда не может освободить себя от собственного порождения. И снова истина должна быть воспринята пассивным и живым осознанием. Тот, кто анализирует, хотя он может отделять себя от предмета анализа, является частью анализируемого; и, будучи обусловлен предметом, который он анализирует, оказывается неспособным освободить себя от него. Эта истина также должна быть понята, истина — но не воля и не усилие — несет освобождение.

ЧТО ЕСТЬ И ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ

Если же ваш конфликт не связан ни с чем этим, тогда он может быть только конфликтом между тем, что вы есть, и тем, чем вы желаете быть, между действительностью и идеалом, между тем, что есть, и мифом относительна того, что должно бы быть. У вас есть идея о том, чем вы должны быть, и, вероятно, ваш конфликт и смятение вытекают из желания приспособить себя к вами же созданному образцу. Вы делаете усилия, чтобы стать тем, чем вы на самом деле не являетесь. Разве это не так?
«Я думаю, то, что вы говорите, правильно».
— Существует конфликт между действительностью и мифом, между тем, что вы есть, и тем, чем вы хотели бы быть. Мифический образец культивировался с детских лет, постепенно становясь все шире и глубже, возрастая в своем противопоставлении действительности и непрерывно видоизменяясь в зависимости от обстоятельств. Вот этот миф, как и любые идеалы, цели, утопии, находится в противоречии с тем, что есть, с тем, что этим подразумевается, — с действительностью. Таким образом, миф оказывается бегством от того, что есть вы сами. Это бегство неизбежно создает бесплодный конфликт противоположностей; но любой конфликт, внутренний или внешний, бесплоден, пуст, бессмыслен и лишь приводит к смятению и антагонизму.
Итак, позвольте вам сказать, что ваше смятение происходит от конфликта между тем, что вы есть, и мифическим образом того, чем вы должны быть. Миф, идеал не имеет реальности, это созданный вами самими способ бегства, в нем нет действительности. Действительное — это то, что вы есть. То, что вы есть, гораздо важнее того, чем вы должны стать. Вы можете понять то, что есть, но вы не можете понять то, что должно бы быть. Не существует понимания иллюзии, есть лишь понимание путей, по которым она проявляется. Мифы, фикция, идеал не имеют действительного бытия, они — результат, цель, и важно понять процесс, вследствие которого они появились.
Чтобы понять то, что вы есть, будет ли это приятно или неприятно, миф, идеал, предполагаемое будущее состояние, созданное личностью, — все это должно полностью уйти. Только тогда вы можете взяться за раскрытие того, что есть. Чтобы понять то, что есть, внимание не должно отвлекаться ничем. Не должно быть суждения или оправдания того, что есть. Не должно быть сравнения, не должно быть сопротивления или дисциплины, противопоставляемой действительности. Не должно быть нарочитого усилия и стремления к пониманию. Всякое отвлечение внимания создает препятствие для мгновенного постижения того, что есть. То, что есть, не статично, оно в постоянном движении, и для того чтобы исследовать, ум не должен быть связан каким-то верованием, надеждой на успех или страхом потерпеть неудачу. Только в пассивном, но бдительном осознании может открыться то, что есть, открытие — вне времени.

ПРОТИВОРЕЧИЕ

— Почему мы создаем фиксированную точку, идеал, если oтклонение от него порождает противоречие? Если бы не было фиксирования точки, не было бы выводов, тогда не существовало бы и противоречий. Мы создаем фиксированную точку, потом отклоняемся от нее в сторону, и вот это считается противоречием. Mы приходим к выводу сложными путями и на разных уровнях и в дальнейшем стараемся жить в соответствии с выводом или идеалом, но так как это не получается, создается противоречие. Тогда мы начинаем строить мост между фиксированной точкой, идеалом, выводом с одной стороны, и мыслью или действием, которое противоречит первым, с другой стороны.
Вывод, который мы называем идеалом, может быть сделан на любом уровне, он может быть сознательным или подсознательным. Когда мы на нем остановились, мы стараемся, чтобы действия наши соответствовали идеалу, но как раз это и создает противоречие. Важно не то, как быть в согласии с образцом, идеалом, важно раскрыть, почему мы создали эту фиксированную точку, этот вывод.
Если не будет существовать фиксированной точки, никакого идеала, от которого было бы возможно отклоняться в сторону, не будет и противоречий, а следовательно, и стремления к уравновешиванию. Тогда появится действие в каждый данный момент; это действие будет всегда полно и истинно. Истинное — не идеал, не миф; это то, что действительно существует. Действительно существующее может быть понято, с ним можно иметь дело. Понимание Действительного не может питать вражду, тогда как идеалы могут. Идеалы никогда не могут вызвать коренной революции, они создают лишь видоизмененное продолжение прошлого. Коренная и непрерывная революция существует лишь в действии от момента к моменту, в действии, которое не основано на идеале, а потому не зависит от выводов.

—Действия, которые выполняются по определенной схеме, неизбежно потерпят неудачу, если не принять во внимание психологические и физические факторы. Если вы собираетесь строить мост, вы должны иметь не только чертежи. Вы должны изучить грунт, почву, на которой он должен быть построен, иначе ваш проект не будет соответствовать тому, что необходимо. Полнота действия возможна лишь тогда, когда имеется понимание всех физических факторов и психологических моментов человеческого тотального процесса. Такое понимание не зависит от какой-либо схемы; оно требует быстрого приспособления, а это и есть понимание. Но когда отсутствует понимание, мы прибегаем к умозаключению, идеалам, целям. Так как жизнь находится в постоянном движении, то в тот момент, когда мы пытаемся приспособить жизнь к неподвижному образцу или умозаключению, возникает противоречие. Приспособление к образцу ведет к дезинтеграции. Идеал не выше жизни, но если мы возносим его над жизнью, возникает смятение, антагонизм и страдание.

РЕВНОСТЬ
Там, где есть свет, тьмы нет. Тьма не может скрывать в себе свет; а если она может, тогда нет света. Там, где существует ревность, любви нет. Любовь — это пламя без дыма.

ЕСТЕСТВЕННОСТЬ

Каждый культивирует позу. Существует походка и поза преуспевающего бизнесмена, улыбка прибывшего гостя; выражение лица и поза актера; имеется поза исполненного достоинства «ученика» и поза тренированного аскета. Подобно сознающей себя девушке, так называемый религиозный человек принимает позу самодисциплины, которую он усердно культивирует отречениями и жертвами. Девушка пожертвовала всего лишь естественностью ради впечатления, а такой религиозный человек самого себя приносит в жертву ради достижения результата. Они оба заинтересованы в результате, хотя их результаты разных уровней; и хотя результат так называемого религиозного человека может расцениваться в социальном отношении как более полезный по сравнению с результатом девушки, по существу они подобны, один ничуть не выше другого. Оба неразумны, ибо оба указывают на ограниченность ума. Ограниченный ум всегда ограничен. Он не может сделаться богатым, щедрым. Хотя такой ум может себя украшать или стяжать добродетель, он остается таким же, каким был, — ограниченным, не глубоким, а с помощью так называемого роста, опыта он может возрасти лишь в собственной ограниченности. Уродливая вещь не может сделаться прекрасной. Бог ограниченного ума — это ограниченный бог. Неглубокий ум не станет бездонным, если будет украшать себя знанием и умными фразами, цитировать умные слова или прихорашивать свой внешний облик. Украшения, внутренние или внешние, не делают ум глубоким, но именно эта бездонность ума дает ему красоту, а не драгоценности и не приобретенная добродетель. Для того чтобы проявилась эта красота, ум должен осознать собственную ограниченность. При этом не должно быть выбора или сравнения с чем бы то ни было.
Культивированная поза девушки, а также выработанная дисциплиной поза так называемого религиозного аскета в равной мере меняются уродливыми проявлениями ограниченного ума, ибо обе они отрицают естественность. Обе исполнены страха перед естественностью, потому что естественность показала бы их такими, как они есть, и самим себе и другим; обе они склонны нарушить, уничтожить естественность, и мерилом их успеха является полнота их соответствия избранному образцу или умозаключению. Но лишь одна естественность — тот ключ, который откроет дверь к тому, что есть. Естественный ответ раскрывает ум, как он есть; но то, что раскрыто, ум немедленно окрашивает или разрушает и таким образом ставит предел естественности. Умерщвление естественности — способ проявления ограниченного ума, который вслед за этим на любом уровне украшает внешнюю сторону; и это разукрашивание есть форма преклонения перед самим собой. Только естественность, в свободе, может открывать. Дисциплинированный ум не способен к открытию; он может эффективно функционировать; и, следовательно, быть безжалостным, но не может раскрыть неизмеримое. Страх создает сопротивление, называемое дисциплиной, но естественное обнаружение страха — это свобода от страха. Приспособление к образцу, какого бы он ни был уровня, — это страх, который рождает лишь конфликт, смятение и антагонизм; но ум, который пребывает в состоянии мятежа, — не бесстрашен, потому что противоположному неведома спонтанность, свобода.
Без естественности невозможно самопознание; без понимания себя на ум оказывают формирующее воздействие различные преходящие влияния. Такие внешние воздействия могут суживать или расширять ум, но он постоянно будет оставаться в их сфере. To, что составлено из частей, может быть разложено на части, а то, что не составлено, может быть полностью понято только через самопознание. «Я» состоит из частей, и поэтому только разделяя его на составляющие части, можно понять то, что не является результатом влияний, что не имеет причины.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

ЖЕЛАНИЕ БЛАЖЕНСТВА

— Цель медитации — сама медитация. Поиски того, что можно найти с помощью медитации и за ее пределами, — не что иное, как желание получить результат. Но то, что приобретается, будет снова потеряно. Поиски результата — это продление процесса проецирования своей личности; какой бы высокий характер ни носил результат, он является проекцией желания. Медитация как средство достижения, приобретения, раскрытия лишь усиливает того, кто медитирует. Медитирующий — это медитация; медитация — это понимание, которое приходит к медитирующему.

«Я медитирую для того, чтобы найти конечную реальность или дать возможность этой реальности проявить себя. Я ищу совсем не результата, но того состояния блаженства, которое иногда можно пережить. Оно здесь, и как жаждущий стремится напиться, так и я жажду найти невыразимое счастье. Это блаженное состояние бесконечно выше всяких радостей, и я стремлюсь к нему, как к своему самому затаенному желанию».

— Это и означает, что вы медитируете с целью получить то, чего вы хотите. Для того чтобы достичь того, чего вы желаете, вы подвергаете себя строгой дисциплине. Вы подчиняетесь определенным правилам и установкам. Вы планируете и проводите в жизнь известный курс, чтобы добиться того, что является его целью. Вы надеетесь достичь определенных результатов, каких-то степеней, которые вам известны. Для этого вы поддерживаете постоянные усилия. Вы ожидаете все больших и больших радостей. Этот хорошо задуманный план дает вам уверенность в том, что вы достигнете намеченного конца. Как видите, ваша медитация — это тонко рассчитанное предприятие, не правда ли?

«Когда вы ставите вопрос подобным образом, это с первого взгляда представляется несколько абсурдным; но если посмотреть более глубоко, то что же в этом неправильного? Что может быть неправильным по существу в поисках такого блаженства? Я не сомневаюсь в том, что действительно жажду найти результат от всех моих усилий. Но скажите, почему этого нельзя делать?»

— Подобного рода желание блаженства подразумевает, что блаженство есть нечто завершающее, длящееся вечно, разве не так?
Все другие результаты оказались неудовлетворительными. Человек страстно стремился к достижению земных целей, но увидел их преходящий характер и теперь жаждет непреходящего состояния, такой цели, которая не имеет конца. Ум ищет окончательного и вечного убежища, поэтому он дисциплинирует себя и тренирует, осуществляя на практике определенные добродетели с целью приобрести желаемое. Возможно, что он когда-нибудь пережил это блаженное состояние и теперь неодолимо к нему стремится. Подобно тем, кто добивается намеченного результата, вы ищете свою цель. Только вы поместили ее на другой уровень; вы, может быть, скажете, что этот уровень более высокий, но это не относится к существу вопроса. Всякий результат означает какое-то завершение; но достигнув одного, вы уже стремитесь к другому. Ум никогда не пребывает в покое, он всегда чего-то ищет, к чему-то стремится, всегда приобретает и, конечно, всегда преисполнен страха все потерять. Подобный процесс мы обычно называем медитацией. Может ли ум, который захвачен бесконечным становлением, осознать блаженство? Может ли ум, который возложил на себя дисциплину, всегда пребывать в свободе, при которой только и возможно это блаженство? Усилием и борьбой, сопротивлением и отречением ум сделал себя нечувствительным; а может ли такой ум быть открытым и незащищенным? Не создали ли вы желанием блаженства вокруг себя стену, через которую не может проникнуть то, что неощутимо, неведомо? Не изолировали ли вы полностью себя от нового? От старого вы прокладываете тропу к новому; а возможно ли новое вместить в старое?

Ум никогда не может создать новое. Ум сам есть результат, а, все результаты — это следствие старого. Результат никогда не может быть новым; преследование результата никогда не может быть спонтанным; то, что свободно, не может следовать цели. Цель, идеал — это всегда проекция ума, это не медитация. Медитация — это освобождение от медитирующего; только в свободе может быть раскрытие и тонкость восприятия. Без свободы невозможно блаженство; но свобода не приходит с помощью дисциплины. Дисциплина создает некий стереотип свободы, но этот стереотип — не свобода. Надо разбить стереотип, и тогда появится свобода. Разрушение формы и есть медитация. Но разрушение формы — это не цель, не идеал. Форма разрушается в каждый данный момент. То, что разрушено, уже забыто. Воспоминание, память воссоздают форму, и тогда появляется тот, кто создает форму, виновник проблем, конфликтов, несчастий.

Медитация — это освобождение ума от его собственных мыслей на всех уровнях. Мысль творит мыслящего. Мыслящий неотделим от мысли; оба они представляют единый процесс, а не два отдельных процесса. Разделение единого процесса на два ведет лишь к неведению и иллюзии. Медитирующий есть медитация. Тогда ум пребывает в уединении, не делая себя уединенным; он безмолвен, не создавая безмолвия. Только в уединении может прийти то, что не имеет причины, только в уединении существует блаженство.

МЫСЛЬ И СОЗНАНИЕ

— Мысль — это всегда поверхностный ответ; она никогда не Может ответить глубоко. Мысль — это всегда внешнее, всегда следствие; мышление — это увязывание следствий. Мысль поверхностна, хотя может действовать на различных уровнях. Она никогда не может проникнуть в глубину, в то, что не выражается явно, не может выйти за пределы себя; любая попытка проделать это обречена на неудачу.

«Что вы понимаете под мыслью?»
— Мысль — это ответ на вызов; мысль не есть действие, дело. Это следствие, результат результата, результат памяти. Память — это мысль, а мысль — выражение памяти в словах. Память — это опыт. Процесс мышления есть сознательный процесс, как скрытый, так и явный. Мыслительный процесс, взятый в целом, — это сознание; бодрствующее и спящее, верхний и более глубокий уровни — все это часть памяти, опыта. Мысль не является независимой. Не существует независимого мышления; термин «независимое мышление» содержит противоречие. Мысль является результатом, возражает или соглашается, сравнивает или приспосабливается, осуждает или оправдывает; и, следовательно, мысль никогда не может быть свободной. Результат никогда не может быть свободным; он может извиваться, манипулировать, блуждать, двигаться в определенном направлении, но не может освободиться от собственного якоря. Мысль привязана к памяти; она никогда не может быть свободной и установить истину какой бы то ни было проблемы.

«Не хотите ли вы сказать, что мысль вообще не имеет ценности?»
— Мысль имеет ценность при увязывании следствий, но сама по себе, как средство действия, она не имеет никакой цены. Действие — это революция, а не увязывание следствий. Действие, свободное от мысли, от идеи, от верования, никогда не укладывается в рамки какого-либо образца. В рамках образца возможна только деятельность. Деятельность может быть полной насилия, кровавой или противоречивой, но она не является действием. То, что содержит противоречие, противоположность, не является действием, это модифицированное продолжение деятельности. Противоположное продолжает оставаться в сфере результата, и, следуя за противоположным, мысль оказывается пойманной в сети собственных ответов. Действие — это не результат мысли; оно не имеет никакого отношения к мысли. Мысль, результат, никогда не может создавать новое. Новое является от момента к моменту, мысль же — всегда старое, прошлое, обусловленное. Она имеет свою ценность, но не имеет свободы. Все, что имеет ценность, есть ограничивающий фактор: оно связывает. Мысль связывает, так как мы ее лелеем.

«Каково отношение между сознанием и мыслью?»
— Разве это не одно и то же? Существует ли различие между тем, кто мыслит, и тем, кто сознает? Мышление — это ответ, а разве бытие сознания не является также ответом? Когда вы сознаете, например, этот стул, ведь это — ответ на стимул; а разве мысль — не ответ памяти на какой-то толчок? Этот ответ мы называем опытом. Переживание — это вызов и ответ; а это переживание вместе с называнием или регистрацией — весь этот процесс, на разных уровнях, — это сознание, не так ли? Опыт — это результат, следствие переживания. Этому результату мы даем название. Но само название — умозаключение, одно из многих умозаключений, совокупность которых образует память. Этот процесс умозаключения есть сознание. Умозаключение, результат есть сознание «я». «Я» — это память, совокупность умозаключений, а мысль — ответ памяти. Мысль — это всегда умозаключение; мышление — процесс умозаключения; вот почему оно никогда не может быть свободным.
Мысль всегда есть то, что на поверхности, это — умозаключение. Сознание — это регистрирование внешнего. Внешнее, поверхностное, разделяет себя на внешнее и внутреннее, но такое разделение не делает мысль сколько-нибудь менее поверхностной.

«Но существует ли все же нечто такое, что находится вне мысли, вне времени, нечто такое, что не создано умом?»
— Об этом состоянии вам мог кто-нибудь сказать, или вы могли прочитать о нем, или могли иметь непосредственное переживание этого состояния. Такое переживание никогда не может быть опытом, результатом. Оно не может быть предметом размышления; если вы начинаете о нем думать, тогда это только воспоминание, а не переживание. Вы можете повторять то, о чем прочитали или услышали, но слово — это совсем не переживание; само это слово, само повторение, препятствует состоянию переживания. Состояние переживания невозможно, пока происходит мыслительный процесс. Мысль, результат, следствие никогда не могут постичь состояние переживания.

«Тогда как же мысль может прийти к концу?»
— Постарайтесь постичь ту истину, что мысль, являясь результатом познанного, никогда не может понять состояния переживания. Переживание всегда новое, мышление же всегда старое. Поймите истину этого, и истина принесет свободу — свободу от мысли, от результата. Тогда явится то, что находится за пределами сознания, что не бывает ни спящим, ни бодрствующим, что не имеет имени: оно есть.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

ЖЕЛАНИЕ И КОНФЛИКТ

Слушать совсем не так просто, но в этом есть красота и великое понимание. Мы слушаем с помощью различных глубинных слоев нашего существа, но качество нашего слушания всегда определяется какой-нибудь предвзятой идеей, той или иной точкой зрения. Мы не слушаем просто; на пути всегда стоит экран наших собственных мыслей, умозаключений и предрассудков. Мы слушаем, испытывая радость или протест, принимая или отвергая; но это не значит слушать. Для того чтобы слушать, должна быть внутренняя тишина, свобода от жажды приобретения, бдительное внимание. При таком бдительном, но пассивном состоянии возможно услышать то, что лежит за пределами слов. Слова вносят путаницу, они являются только внешними средствами общения; для общения, которое происходит вне шума слов, необходима бдительная пассивность в процессе слушания. Те, кто любит, способны слушать: но чрезвычайно редко встречаются люди, которые могут слушать. Большинство из нас ищет результатов, стремится достичь цели; мы постоянно что-то преодолеваем и побеждаем, а при этих условиях слушание невозможно. Только пребывая в особом состоянии, при котором возможно слушать, мы можем услышать песню слов.

«Можно ли освободиться от желаний? Возможна ли вообще жизнь без желаний? Не есть ли желание — сама жизнь? Ведь искать освобождения от желаний означает призывать смерть, не так ли?»
— Что такое желание? Когда мы его осознаем? В каких случаях мы говорим, что желаем? Желание — не абстракция, оно существует только в отношении к чему-то. Желание возникает в контакте, в отношении. Таким образом, если нет контакта, нет и желания. Контакт возможен на любом уровне, но без него нет чувства, нет ответа, нет желания. Мы знаем процесс возникновения желания — это восприятие, соприкосновение, чувство и наконец желание. В каких же случаях мы осознаем желание? Когда именно я говорю, что желаю? Только тогда, когда в состоянии радости или страдания появляется элемент тревоги. Как только вы осознаете конфликт, тревогу, тогда вы осознаете и желание. Желание — это адекватный ответ на вызов. Эта тревога есть осознание желания. Когда мы в фокус внимания ставим тревогу, независимо от того, будет ли она вызвана страданием или радостью, то это состояние есть сознание себя. Сознание себя — это желание. Мы сознаем, когда возникло тревожное чувство, вызванное не адекватным ответом на вызов. Конфликт — это сознание себя. Возможно ли быть свободным от этой тревоги, от конфликта, порождаемого желанием?

«Имеете ли вы в виду свободу от конфликта, порождаемого желанием, или свободу от самого желания?»
— Являются ли конфликт и желание различными состояниями?. Если бы не было тревоги, называемой удовольствием или страданием, желанием, исканием, осуществлением, в позитивном и в негативном смысле — все равно, могло бы ли тогда появиться желание? И хотим ли мы вообще освободиться от тревоги? Если мы сможем это понять, то будем в состоянии уловить смысл желания. Конфликт — это сознание себя; сосредоточенное же внимание, вызванное тревогой, есть желание. Вы, может быть, хотите освободиться от конфликта, заключенного в желании, но зато сохранить удовольствие? И удовольствие, и конфликт вносят разлад, не так ли?
Или вы думаете, что удовольствие не порождает разлада и тревоги?

«Удовольствие не порождает тревоги».
— Так ли это? Вы никогда не замечали страдания, рожденного чувством удовольствия? Не возрастает ли жажда удовольствия непрерывно? Не ставит ли она все большие и большие требования? Не порождает ли жажда все большего и большего такую же тревогу, как и стремление избежать страдания? И то, и другое создает конфликт. Мы хотим удержать желание, которое дает удовольствие, но уйти от желания, создающего скорбь; но если посмотреть пристальнее, оба желания порождают тревогу. Но хотите ли вы быть свободным от тревоги?

«Если у нас не будет желаний, мы умрем; если у нас не будет конфликтов, мы погрузимся в спячку».
— Утверждая это, вы исходите из опыта или у вас просто есть идея на этот счет? Мы создаем в воображении картину того, что было бы, если бы не существовало конфликта, и тем самым лишаем себя возможности пережить такое состояние, в котором всякий конфликт прекращен. Наша проблема в том, каковы причины конфликта. Можем ли мы видеть нечто прекрасное или уродливое без того, чтобы возникал конфликт? Можем ли мы наблюдать, слушать, не сознавая себя? Можем ли мы жить без тревоги? Можем ли мы жить без желания? Конечно, мы должны понять тревогу, а не стремиться преодолевать или превозносить желание. Конфликт должен быть понят, не надо его ни облагораживать, ни подавлять.
Что является причиной конфликта? Конфликт возникает в тех случаях, когда ответ неадекватен вызову; и этот конфликт есть фокусирование сознания как «я». Сознание «я», сфокусированное конфликтом, создает опыт. Сознание, вследствие конфликта фокусируемое как «я», это тотальный процесс, включающий опыт, наименование, регистрацию.

«Но что же в этом процессе является причиной конфликта? Можем ли мы быть свободны от конфликта? И что существует за пределами конфликта?»
— Наименование — вот что вызывает конфликт, не так ли? Вы подходите к вызову на любом уровне с готовой записью, с идеей, с умозаключением, с предрассудками; это и означает, что вы даете наименование опыту. Создание термина придает опыту качественную характеристику, такую, которая вытекает из наименования. Наименование — это воспроизведение записи из недр памяти. Прошлое встречается с новым, вызов встречается с памятью, прошлым. Ответы прошлого не могут понять живое, новое, вызов; ответы прошлого неадекватны, и отсюда возникает конфликт, который и есть сознание «я». Конфликт прекращается, когда нет процесса наименования. Вы можете наблюдать в самом себе, как наименование происходит почти одновременно с ответом. Промежуток между ответом и наименованием есть переживание. Переживание, в котором нет ни того, кто переживает, ни ранее пережитого, находится вне конфликта; конфликт — это собирание «я» в фокус. Когда прекращается конфликт, прекращается всякая мысль, тогда приходит необъятное.

ДЕЙСТВИЕ БЕЗ ЦЕЛИ

Ярлыки, по-видимому, обладают свойством давать удовлетворение. Мы преклоняемся перед словами и этикетками и как будто никогда не выходим за пределы символа и не стремимся понять его истинную ценность. С какой легкостью мы готовы уйти от действительности. Большинство из нас жаждет этого, так как мы чувствуем усталость от постоянных конфликтов; это становится необходимостью в гораздо большей степени, чем то, что есть.
Действие, лишенное целостности, вообще не есть действие, оно ведет к дезинтеграции. Если вы проявите достаточное терпение, то мы сможем увидеть теперь, а не в будущем, такое действие, которое обладает целостностью.
Можно ли действие, обусловленное целью, назвать действием? Иметь цель, идеал и работать в направлений к нему — действие ли это?

«Но как же вы можете действовать иначе?»
— Вы называете действием тот акт, который имеет в виду результат, не так ли? Вы планируете конечную цель или руководствуетесь идеей, верой, и вы действуете в этом направлении. Работа, ориентированная на какой-либо объект, результат, цель, фактическую или психологическую, — это то, что обычно называют действием.
Правда, мы говорим о внутренних задачах, об идеологии, идеалах, вере, для осуществления которых мы работаем. Но можно ли назвать действием подобную работу, направленную на осуществление психологической цели?

«Действие, совершаемое без целевой установки, вообще не есть действие, это смерть. Отсутствие действия есть смерть».
— Не-действие не является чем-то противоположным действию. Это совсем другое состояние. Когда вы действуете с определенной целью, осуществляете какой-то идеал, то не добиваетесь ли вы того, что спроецировано вами самими; или это не так?
«Разве идеал — это проекция «я»?»
— Вы есть это, но вы хотите стать тем. Без сомнения, то есть результат вашей мысли. Оно, может быть, результат не вашей собственной мысли, но оно рождено мыслью, ведь так? Мысль проецирует идеал; идеал — это создание мысли. Идеал не пребывает вне мысли, он — сама мысль.

«Но что же неправильного в самой мысли? Почему мысль не должна создавать идеал?»
— Вы есть это, но вы этим не удовлетворены, вы хотите стать тем. Если бы у вас было понимание этого, возникло ли бы то? Но так как вы не понимаете этого, вы создаете то, надеясь с помощью того понять это или уйти от него. Мысль создает идеал и проблему; идеал — это ваша собственная проекция, а ваша работа в направлении порождаемой вами проекции и есть то, что вы называете действием, — действием, совершаемым с определенной целью. Итак, ваше действие не выходит за пределы вашей собственной проекции, будет ли она называться Богом или государством. Подобное действие, совершаемое внутри ваших собственных ограничений, похоже на движение собаки, которая гонится за своим хвостом; но действие ли это?

«Возможно ли действовать, не имея цели?»
— Без сомнения, возможно. Если вы понимаете истину действия, обусловленного целью, то появляется правильное действие. Такое действие является единственно эффективным действием, такое действие — единственная радикальная революция.

«Вы имеете в виду действие, в котором отсутствует «я»?»
— Да, действие, не обусловленное идеей. Идея — это «я», которое отождествило себя с Богом или государством. Действие, обусловленное таким отождествлением, лишь усиливает конфликт, смятение и скорбь. Но как трудно для человека так называемого действия обходиться без идей! Лишенный идеологии, он чувствует себя потерянным; это так и есть на самом деле. Отсюда следует, что он — не человек действия. Он — человек, пойманный в сеть собственных проекций, осуществление которых ведет к прославлению его самого. Деятельность такого человека способствует разделению, ведет к дезинтеграции.
«Но что же надо делать?»
— Необходимо понять, что представляет собой ваша деятельность; только тогда придет действие.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

УДОВЛЕТВОРЕНИЕ

  Воспоминания о вчерашнем дне лишь затемняют то, что происходит сегодня, а сравнения убивают непосредственность восприятия. Прекрасное — не от времени. Мы изо дня в день тащим свою ношу, и никогда не приходит час, на который не падала бы тень многих вчерашних дней. Наши дни — одно непрерывное движение; вчерашний день накладывается на сегодня и на то, что будет завтра; никогда не бывает конца. Мы боимся конца; но если он не наступит, разве тогда возможно новое? Если не будет смерти, возможна ли тогда жизнь? Но как мало мы знаем о той и другой! Мы обладаем разными словами, толкованиями, и они нас удовлетворяют. Но слова искажают то, что приходит к завершению; завершение наступает тогда, когда нет слов. Мы знаем конец, который может быть выражен словами, но никогда не знаем завершения, безмолвия, которое не исходит от слов. Знание — это память; память всегда непрерывна, а желание — та нить, которая связывает день с днем. Конец желания знаменует рождение нового. Смерть — это новое. Жизнь, рассматриваемая как непрерывность, — всего лишь память; это — пустота. Для нового жизнь и смерть — одно.

Молчание — удивительная вещь. Мысль не ведет к молчанию, не может его создать. Молчание не может быть искусственно создано, не может быть создано и усилием воли. Воспоминание о молчании не есть само молчание. Молчание пребывало в комнате, с пульсирующими моментами тишины; беседа не прерывала его. Наоборот, в этом безмолвии она приобретала значение, а безмолвие являлось фоном для слова. Молчание делало мысль более выразительной, и все же мысль не была молчанием. Не было мышления, но было молчание; и молчание проникало, захватывало и объясняло. Мышление никогда не может захватывать и проникать. Лишь в молчании существует общение.

— Не ищете ли вы удовлетворения, которого до сих пор так и не нашли? Может быть, само желание удовлетворения является причиной неудовлетворенности? Всякие поиски — это поиски того, что известно. Вы говорите о своей неудовлетворенности, и, однако, продолжаете поиски; вы ищете удовлетворения, но вы его не нашли. Вы стремитесь получить удовлетворение, а это показывает, что вы не удовлетворены.
— Хотелось бы знать, действительно ли вы неудовлетворены? Если бы вы чувствовали полнейшую неудовлетворенность, то у вас не было бы стремления искать в каком-то частном направлении, разве не так? В действительности вы ищете лишь чувства удовлетворения; вот почему вы постоянно находитесь в движении, вы судите, сравниваете, взвешиваете, отрицаете. Вполне естественно, что вы не удовлетворены.
— Итак, в действительности у вас совсем нет неудовлетворенности. Просто-напросто вы до сего времени не смогли найти полного и длительного удовлетворения в чем-либо. Вы хотите полного удовлетворения, глубокого внутреннего довольства, которое длилось бы долгое время.
То, чего вы в действительности жаждете, — это прочное чувство самоудовлетворения.
Для большинства из нас неудовлетворенность находит простое разрешение: она вскоре теряет свою остроту, она получает свою дозу наркотиков, успокаивается и становится респектабельной; идея же — это всегда проекция вашего «я». Но в поисках того, что даст вам полнейшее удовлетворение, в стремлении найти убежище, которое выдержало бы всевозможные бури, не теряете ли вы то единственное, что приносит довольство? Довольство, истинное довольство не является ни застоем, ни равнодушием, ни бесчувственностью. Довольство — это понимание того, что есть, а то, что есть, никогда не бывает статичным. Ум, который истолковывает, объясняет то, что есть, находится в плену собственного предрассудка, связанного с удовлетворением. Толкование — это не понимание.

Вместе с пониманием того, что есть, приходит неистощимая любовь, нежность, смирение. Это и есть как раз то, чего вы ищете, но этого нельзя ни искать, ни найти. Что бы вы ни делали, вы никогда не найдете это. Оно приходит тогда, когда все поиски закончены. Искание и состояние пассивной бдительности — два различных состояния; первое создает оковы, второе несет понимание. Искание, всегда имеющее в виду конечную цель, связывает; пассивная же бдительность влечет за собой понимание того, что есть в данный момент. В том, что есть в каждый данный момент, всегда происходит какое-то завершение; для искания же характерна непрерывность. Путем искания никогда нельзя найти новое; только в завершении существует новое. Новое — это неисчерпаемое. Только любовь вновь и вновь все делает новым.

МУДРОСТЬ — НЕ НАКОПЛЕНИЕ ЗНАНИЯ

Не приходит ли понимание в те промежутки, когда мысль безмолвствует? Может ли усилие, которое вы делаете с целью продлить или накопить эти промежутки безмолвия, привести к пониманию?
Для открытия необходима свобода, не правда ли? Если вы связаны, обременены тяжестью, вы не можете уйти далеко. Может ли существовать свобода, если существуют всякого рода накопления? Способен ли ум, привязанный к какой-либо форме приобретения, продвинуться далеко и делать открытия? Характер человека также может стать оковами.
Мудрость — это одно, а знание — совсем другое. Знание — это накопленный опыт. Является ли мудрость чем-то, что обладает непрерывностью? Мы имеем знания, накопленные веками, но почему же у нас нет мудрости, счастья, творчества? Ведет ли знание к блаженству? Мысль — это память, слова, накопленный опыт. Память и сознание — это прошлое. Весь этот груз прошлого есть ум, мысль. Чтобы появилось новое, мысль должна прийти к концу.
Является ли понимание процессом, обусловленным прошлым, не совершается ли оно всегда в настоящем? Понимание — это действие в настоящем. понимание мгновенно, оно не от времени. Раскрывается ли понимание по частям? Понимание всегда непосредственно, оно всегда теперь, сейчас. Мысль есть результат прошлого; она основана на прошлом; она есть ответ прошлого. Прошлое — это то, что накоплено; мысль есть ответ накопленного. Может ли мысль, при этих условиях, когда-либо обладать пониманием?
  Сознательное усилие, воля, направленные к накоплению, к желанию быть, — это продление прошлого. Когда мы совершаем усилие с целью быть или стать чем-то, это «что-то» оказывается нашей собственной проекцией. 
Мудрость приходит при завершении знания. Знание имеет непрерывный характер; без непрерывности нет знания. То, что обладает непрерывностью, никогда не может быть свободным, новым. Свобода наступает лишь для того, что завершается. Старое должно прекратиться, чтобы могло проявиться новое.

«Иными словами, вы утверждаете, что мысль должна завершиться и что тогда появится мудрость... Но каким образом мысль может прийти к концу?»
— Завершение мысли невозможно осуществить с помощью дисциплины, практики, принуждения. Тот, кто мыслит, он сам есть мысль, и он не может производить операцию над самим собой; если он это делает, получается один самообман. Мыслящий есть мысль, он неотделим от мысли; он может думать, что он совсем иной, может претендовать на то, что он не похож на мысль, но все это только хитроумные попытки мысли создать для себя постоянство. Когда сама мысль пытается покончить с мыслью, она лишь делает себя более сильной. Что бы она ни предпринимала, мысль не может покончить с собой. Когда вы поймете эту истину, тогда только мысль придет к концу. Свобода состоит в понимании истины того, что есть; мудрость же — постижение этой истины. То, что есть, никогда не остается неподвижным. Когда вы находитесь в пассивном, но бдительном осознании того, что есть, приходит свобода от всех накоплений.

РАССЕЯННОСТЬ

Шум имеет конец, но безмолвие проникает все и не имеет предела. Можно отгородиться от шума, но нет преград для безмолвия; не существует стен, которые закрыли бы для него путь; ничто не может ему противостоять. Шум наглухо закрывает все окружающее его; он исключает и изолирует. Безмолвие же вбирает все в себя. Безмолвие, как и любовь, неделимо; в нем нет разделения на шум и тишину. Ум не может гнаться за ним; ум нельзя заставить быть спокойным, с тем чтобы он мог воспринять безмолвие. Ум, который приведен в молчаливое состояние, может отражать лишь свои собственные образы, ясно и резко очерченные и кричащие в своей исключительности. Ум, насильственно приведенный в безмолвное состояние, может лишь оказывать сопротивление, а всякое сопротивление — это возбуждение. Ум, естественно пребывающий в молчании, а отнюдь не ум, намеренно успокоенный, всегда переживает безмолвие; тогда и мысли и слова рождаются внутри этого безмолвия, а не вне его. Достойно удивления, что пребывая в безмолвии, ум совершенно спокоен, причем это спокойствие не создано искусственно. Безмолвие — не имеет стоимости, не может быть использовано для какой-либо цели, и потому как все, что пребывает в уединении, оно обладает чистотой. То, что можно использовать, вскоре изнашивается. Безмолвие же не имеет ни начала, ни конца; ум, полный такой тишины, познает блаженство, и это блаженство — не отражение его собственного желания.

— То, что является действительно ценным, найти невозможно. Его нельзя приобрести; оно должно прийти само собой; открытие его нельзя заранее ловко спланировать. Не происходит ли так, что все, имеющее глубокое значение, всегда случается внезапно; оно никогда не может быть вызвано. Важно то, что происходит само собой, а не то, к чему вы пришли в результате усилий. Найти то, что ищешь, сравнительно легко; но то, что приходит само собой, — то совсем другое. Дело не в трудности, но само стремление искать, найти устраняет появление того, что приходит само собой. Все, что вы когда-либо найдете, вы неизбежно потеряете; потери — в порядке вещей. Если вы обладаете чем-либо или вами обладают, это означает, что у вас нет свободы, необходимой для понимания.

Но почему у вас такое постоянное волнение, такое неспокойное состояние? Вы когда-нибудь думали об этом серьезно?
«Я пыталась думать, правда, без особого энтузиазма, но никогда не ставила это своей задачей. Я всегда отличалась рассеянностью».
— Только не рассеянностью, позвольте вам заметить; просто это не было для вас жизненной проблемой. Когда возникает жизненно важная проблема, тогда не бывает рассеянности. Рассеянности, как таковой, не существует; всегда имеется какой-либо определяющий интерес, от которого ум временно отходит в сторону. Но если существует центральный интерес, то из этого следует, что рассеянности, как таковой, не бывает. Перескакивание ума от одного предмета к другому — это не рассеянность; это бегство от того, что есть. Нам нравится заходить куда-то очень далеко, несмотря на то, что проблема совсем рядом. Подобные экскурсии дают какой-то материал для действий, хотя бы в виде мелких тревог и пустых разговоров. Но, невзирая на то, что такие блуждания часто приносят страдания, мы предпочитаем их тому, что есть.

Не является ли самоосуществление также проблемой? Осуществление себя в чем-то представляет собой бегство от того, чем вы являетесь, не так ли? Искание полноты — не что иное, как уход от того, что есть.
«Да, это так. Это одна из моих проблем».
— Если мы сможем понять то, что есть, тогда, возможно, все эти проблемы перестанут существовать. Обычный наш подход к проблеме состоит в том, чтобы уйти от нее; мы хотим непременно что-то с ней сделать. Но действия эти лишают нас непосредственного взаимоотношения с проблемой; подобный подход закрывает ее понимание. Ум озабочен поиском путей, как с ней поступить; на самом же деле это уход от проблемы. Вот почему мы никогда не в состоянии понять проблему, она остается неразрешенной. Для того чтобы проблема, т.е. то, что есть, раскрылось и полностью рассказало свою историю, ум должен быть восприимчивым, готовым быстро следовать за тем, что есть. Если мы лишаем ум чувствительности, прибегая к различным формам бегства, — путем знания подходов к проблеме или поиска и объяснения ее причин, — причем все это не более чем словесное упражнение, — то ум делается тупым и не может быстро следовать за той историей, которую рассказывает проблема, — за тем, что есть. Поймите эту истину, и ум станет чувствительным; тогда только он сможет воспринимать. Любая активность ума в отношении проблемы делает его тупым и неспособным следовать, слушать проблему. Когда ум чувствителен — не сделан чувствительным, что было бы лишь другим способом сделать его тупым, — тогда то, что есть, пустота, приобретает совсем иное значение.

Пожалуйста, переживайте все по мере того, как мы идем вперед, не оставайтесь на уровне слов.
Каковы отношения ума с тем, что есть. До тех пор пока ум дает тому, что есть, наименование, термин, определение, словесный символ для включения в мыслительный процесс, эти обозначения препятствуют всякому непосредственному отношению между умом и тем, что есть, а это делает ум тупым, нечувствительным. Ум и то, что есть, — не два отдельных процесса: давая им наименования, мы их разделяем. Когда это наименование прекращается, существует непосредственное отношение между ними: ум и то, что есть, — одно. То, что есть, теперь наблюдает себя без наименования, и только теперь то, что есть, претерпело трансформацию; в этом состоянии нет больше того, что называлось пустотой, с ее ассоциациями, как страх и прочее. Теперь ум — это только состояние переживания, в котором нет разделения на переживающего и переживаемое. И существует бездонная глубина, потому что отсутствует тот, кто измеряет. То, что есть, пребывает в глубоком молчании и спокойствии, а из глубины этого спокойствия бьет ключом то, что неисчерпаемо. Возбуждение ума — это пользование словом. Когда слово молчит, существует неизмеримое.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

КНИГА ВТОРАЯ
СОЗИДАТЕЛЬНОЕ СЧАСТЬЕ

Вам и мне внутренне присуще свойство быть счастливыми, быть творческими, соприкасаться с тем, что пребывает вне тисков времени.  Созидательное счастье существует для всех, а не для немногих. Вы можете выражать его по-своему а я иначе; но существует оно для всех. Созидательное счастье не имеет рыночной цены. Но это то единственное что может раскрыться для всех. может ли ум войти в соприкосновение с тем, что является источником всякого счастья? Возможно ли держать наш ум открытым для непознаваемого? В конечном счете, раскрытие себя по отношению к источнику всякого счастья — это наивысшая религия. Но для того чтобы осуществить в жизни это счастье, вам необходимо отдать ему должное внимание.
Самопознание — это источник мудрости.

ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ

«Каким же образом человек может осознать свою обусловленность?»
— Это возможно в том случае, если мы поймем другой процесс, а именно, процесс привязанности. Если вы сможете понять, почему мы привязаны, тогда, возможно, вы будете в состоянии осознать свою обусловленность.
Объект привязанности создает для меня пути бегства от моей собственной пустоты. Привязанность есть бегство от себя, а как раз бегство от себя усиливает обусловленность. Если я привязан к вам, то причина этого заключается в том, что вы оказались путем для моего бегства от себя. Если мы сможем осознать пути нашего бегства от себя, то увидим, какие факторы, какие влияния создают нашу обусловленность.
Вы уходите от себя с помощью общественной деятельности, выполняя религиозные обряды; через приобретение знаний, с помощью Бога, благодаря склонности к развлечениям. Бог и алкоголь находятся на одном уровне, если они являются путем бегства от того, что мы есть. Только тогда, когда мы осознаем пути бегства, — сможем мы понять свою обусловленность.
Что произойдет, если вы не будете убегать от себя? Испытали ли вы это когда-нибудь?
Все эти формы бегства от себя и наша привязанность к ним порождают обусловленность. Обусловленность создает проблемы, конфликт. Именно обусловленность препятствует пониманию вызовов жизни; наш ответ, поскольку он обусловлен, неизбежно должен порождать конфликт.
«Как же можно освободиться от обусловленности?»
— Только путем понимания, благодаря осознанию наших путей бегства от себя. Наша привязанность к тому или иному лицу, к идеологии — все это факторы, ведущие к обусловленности. Все пути бегства неразумны, так как они неизбежно порождают конфликт. Идеал — это фикция он создан умом; а уподобление себя идеалу есть бегство от того, что есть. Понимание того, что есть, адекватные действия по отношению к тому, что есть, происходят тогда, когда ум не ищет больше путей бегства. Сам процесс мышления по поводу того, что есть, — это бегство от того, что есть. Размышление по поводу проблемы есть бегство от нее, так как само мышление есть проблема, притом единственная проблема. Ум, который не хочет быть тем, что он есть, который страшится того, что он есть, — такой ум ищет различные пути бегства от себя. И все эти пути бегства суть мысль. До тех пор пока происходит процесс мышления, неизбежно остается и бегство от себя, и привязанность, которые лишь усиливают нашу обусловленность.
Освобождение от обусловленности наступает тогда, когда прекращается процесс мышления. Когда ум стал совершенно безмолвным, приходит свобода, — и тогда проявляется реальность.

СТРАХ ВНУТРЕННЕГО ОДИНОЧЕСТВА

Как важно умирать ежедневно, умирать каждую минуту по отношению ко всему, к многочисленным «вчера» и даже по отношению к моменту, который только что закончился! Без смерти нет обновления, без смерти нет творчества. Груз прошлого порождает его продолжение во времени, а тревоги вчерашнего дня дают новую жизнь сегодняшним тревогам. Вчерашний день продолжается в сегодняшнем, а завтрашний день — это все еще вчера. Избавление от этой непрерывности существует только в смерти. В умирании заложена радость. Вот это только что наступившее утро, свежее и ясное, свободно от света и тьмы вчерашнего дня; песня вон той птицы раздается впервые. Мы тянем за собой память о вчерашнем дне, и она омрачает нашу жизнь. Пока ум остается механической машиной, он не знает покоя, тишины, безмолвия, он постоянно изнашивается. То, что пребывает в тишине, может возрождаться; но то, что находится в непрерывной деятельности, изнашивается и является бесполезным. В завершении — живой родник, а смерть столь же близка нам, как и жизнь.

— Пребывать в уединении, в наивысшем смысле слова, имеет большое значение. Внешне вы ничего не имеете против того, чтобы быть одинокой, но от внутреннего одиночества вы отворачиваетесь. Почему?
— Следовательно, ваш страх — это не страх перед внутренним одиночеством; но ваше прошлое боится того, чего оно не знает, чего оно не переживало. Прошлое старается поглотить новое, сделать из него пройденный опыт. Может ли прошлое, которое есть вы сами, пережить новое, неизвестное ему? Известное может переживать только то, что ему присуще; оно никогда не может пережить новое, неведомое.
Когда вы даете неизвестному наименование, когда вы называете его внутренним одиночеством, вы лишь даете ему словесное обозначение. Тогда слово заменяет само переживание; слово — ширма для страха. Когда вы даете определение «внутреннее одиночество», такое определение закрывает сам факт, закрывает то, что есть. Вот это слово и порождает страх.

— Постараемся прежде всего понять, почему мы не в состоянии взглянуть на сам факт и что именно мешает нам быть пассивно бдительными по отношению к нему.
Известное, т.е. наш прошлый опыт, стремится поглотить то, что оно называет внутренним одиночеством; но оно не может пережить его, так как не знает, что это такое. Оно знает определение, но не знает того, что лежит за словом. Неведомое не может стать предметом опыта. Вы в состоянии рассуждать или думать по поводу неведомого, вы можете испытывать перед ним страх; но мысль не в состоянии понять его, так как мысль есть результат известного, результат опыта. А поскольку мысль не может познать неведомое, она его боится. Страх остается до тех пор, пока мысль стремится пережить неведомое, понять его.

Если вы будете правильно слушать, вы поймете истину всего этого, и тогда истина окажется единственным возможным действием. Что бы мысль ни предпринимала по отношению к внутреннему одиночеству, все это есть бегство, отход от того, что есть. Уходя от того, что есть, мысль создает свою собственную обусловленность, которая делает невозможным переживание нового, неведомого. Страх — единственный ответ мысли на неведомое; мысль может называть его различными именами, но, тем не менее, это просто страх. Поймите же, мысль не в состоянии иметь дело с неведомым, с тем, что есть, если она прикрылась словами «внутреннее одиночество». Лишь когда вы это поймете, то, что есть, раскроет себя; тогда придет неизмеримое.
И, наконец, позвольте дать вам совет, все оставить в покое, так как есть; вы все выслушали и пусть это совершит свою работу. Когда почва вспахана, зерно посеяно, земля нуждается в покое, чтобы дать свершиться творению.

ПРОЦЕСС НЕНАВИСТИ

«Да, но что же еще можно сделать?»
— Не надо спрашивать, продолжайте наблюдать за процессом нашей собственной мысли. Как она хитра и обманчива! Она обещает нам избавление, но создает лишь новый кризис, новый антагонизм. Продолжайте пассивно наблюдать за ней, «и пусть истина того, что вы наблюдаете, раскроется сама.
«Придет ли тогда свобода от ревности, ненависти, от этой постоянной скрытой борьбы?»
— Когда вы надеетесь на что-либо, в положительном или отрицательном смысле, вы проецируете ваше собственное желание. Вы добьетесь его осуществления, но это окажется лишь подменой, и потому борьба будет продолжаться. Желание приобрести или избежать чего-то остается в поле противоположностей, разве не так? Поймите ложное таким, каково оно есть, и тогда появится истина. Вы не должны искать ее. Вы найдете то, что вы ищете, но это не будет истина. Вы же продолжайте пассивно осознавать весь процесс вашей мысли в целом,.

ПРОГРЕСС И РЕВОЛЮЦИЯ

Как крепко мы держимся за идею прогресса! Нам приятно думать, что в будущем мы станем лучше, более милосердными, миролюбивыми и добродетельными. Мы охотно придерживаемся этой иллюзии, и только немногие глубоко осознают обманчивость подобного становления, понимают, что это лишь удовлетворяющий нас миф. Мы любим думать, что в будущем станем лучше, но пока продолжаем жить по-прежнему. Прогресс — такое утешительное, такое успокаивающее слово, которым мы гипнотизируем себя. То, что есть, не может стать чем-то иным; жадность никогда не может превратиться в свою противоположность, а насилие не может стать ненасилием. Мы можем превратить чугунную чушку в замечательную сложную машину, но прогресс — всего лишь иллюзия, если его применяют к становлению личности. Идея «я», являющегося в ореоле славы, — это простой обман страстного желания быть великим. Мы преклоняемся перед успехами государства, перед идеологией, перед личностью и обманываем себя утешающей иллюзией прогресса. Мысль может прогрессировать, стать чем-то большим, двигаться в направлении более совершенной цели; она в состоянии сделать себя безмолвной. Но пока мысль есть движения в сторону приобретения или отказа, — она только реакция. Реакция всегда порождает конфликт, а развитие конфликта — это новое смятение, новый антагонизм.
 
Изменение, основанное на идее, — это не революция. Идея — это ответ памяти, и, следовательно, идея — это реакция. Подлинная революция возможна лишь тогда, когда идеи потеряли свое значение и отошли на задний план.
Идеи разделяют, а всякое разделение — это дезинтеграция, а совсем не революция. Идеология препятствует непосредственному действию. Сама функция идеи — это разделение людей. Вера, религиозная или политическая, восстанавливает одного человека против другого. Так называемые религии разделили людей и продолжают делать это сейчас. Организованная вера, то, что называется религией, подобна всякой другой идеологии. Это продукт ума; поэтому она несет разделение.
Подменяя одну идеологию другой, вы не изменили весьма существенного факта, заключающегося в том, что целая группа или один индивидуум смотрит на других, как на стоящих ниже. В действительности, неравенство существует на всех уровнях бытия. У одного есть способности, у другого их нет... Неравенство — очевидный факт, и никакая революция не может с ним покончить.
Наблюдение с предубежденным умом совсем не есть наблюдение. 
— Любовь — единственный фактор, который может обеспечить коренную революцию. Любовь — это единственная истинная революция. Но любовь — не идея; она приходит, когда нет мысли. 

СКУКА

Как необходимо для ума очищать себя от всякой мысли, быть постоянно пустым, не становиться пустым, но просто быть; умирать для всякой мысли, для всех воспоминаний вчерашнего дня и даже в отношении наступающего часа! Умирать так просто, а продлевать тяжело, потому что продление — это усилие быть или не быть. Усилие — это желание, а желание может умереть лишь тогда, когда ум прекратит добиваться, стяжать успех. Как легко жить просто! И это отнюдь не застой. Великое счастье в том чтобы не иметь желаний, не быть тем или иным, никуда не стремиться. Когда ум очищает себя от всех мыслей, только тогда приходит творческое безмолвие. Ум не может быть безмолвным, пока он блуждает в поисках достижений. Достижение для yма означает добиться успеха. Ум не может стать чистым, если он продолжает плести ткань собственного становления.

— Что вы понимаете под интересом? Откуда этот переход от интереса к скуке? Что означает интерес? Вы интересуетесь тем, что вам нравится, что доставляет вам удовольствие, не правда ли? Не является ли такой интерес процессом приобретения? Вы, конечно, не проявляли бы интереса к тому или иному объекту, если бы не имели в виду что-то приобрести, не так ли? У вас поддерживается интерес, пока вы приобретаете. Само приобретение есть интерес, не правда ли? Вы стремились получить удовлетворение от всего, с чем соприкасались; и когда вы использовали все до конца, вполне естественно, что вам все надоело. Всякое приобретение есть форма скуки, душевной усталости. Мы жаждем новых игрушек. Как только нам надоела одна из них, мы обращаемся к другой, причем всегда находится новая игрушка, на которую мы обращаем внимание. Мы направляем внимание на тот или иной предмет в надежде что-то приобрести. Предметом приобретения может быть удовольствие, знание, слава, умение... 
«Неужели интерес — это всегда стяжание?»
— Да, это так. Разве вы интересовались бы чем-либо, если бы это ничего вам не давало? Вы этого не замечали?
Но если мы сможем вместе понять процесс приобретения, интереса, скуки, тогда, возможно, придет свобода. Свободу нельзя приобрести. Если вы ее приобретете, вам скоро станет с нею скучно. Не притупляет ли стяжание ум? Приобретение, позитивное или негативное, — это бремя. Как только вы что-то приобрели, вы теряете к нему интерес. Желая приобрести, вы оживлены, заинтересованы; но владение — это скука. Вы можете хотеть владеть большим, но стремление к большему — это лишь движение к скуке. Вы пробуете различные формы стяжания, но пока существует усилие, направленное к стяжанию, до тех пор поддерживается интерес. Приобретение всегда имеет конец, поэтому всегда существует скука.
Обладание утомляет ум. Всякое приобретение — будет ли это знание, собственность, добродетель — ведет к невосприимчивости. Природа ума состоит в том, чтобы достигать, поглощать, не так ли? Или вернее, образец, который ум для себя создал, представляет собой модель накопления. Такой деятельностью ум готовит собственную усталость и скуку. Интерес, любопытство — это начало стяжания, которое вскоре становится скукой. Так ум переходит от скуки к интересу и снова к скуке, пока не дойдет до крайней усталости; и эти, следующие одна за другой волны интереса и усталости считают жизнью.

«Но как можно быть свободной от стяжания, чтобы больше его не было?»
— Только познав на опыте истину всего процесса стяжания, достижения, и не стараясь быть не склонной к стяжанию, отрешенной. Быть не склонной к стяжанию — это всего лишь другая форма склонности к стяжанию, которая скоро становится изнурительной, наводящей тоску. Трудность не в словесном понимании, но в том, чтобы испытать, пережить на опыте ложное как ложное. Увидеть истинное в ложном — это начало мудрости. Для ума трудно пребывать в безмолвии, так как ум всегда беспокоен, всегда находится и погоне за чем-то, всегда приобретает или отказывается. Ум никогда не бывает тихим; он ищет и находит, он находится в непрерывном движении. Прошлое, отбрасывая тень на настоящее, создает свое собственное будущее. Это — движение во времени, и между мыслями едва ли когда-нибудь бывает промежуток. Одна мысль следует за другой без перерыва; ум постоянно оттачивает ими себя и изнашивается. Если все время затачивать карандаш, то вскоре от него ничего не останется; аналогично и ум постоянно использует себя и приходит к истощению. Ум всегда боится прийти к концу. Но жизнь — это постоянное завершение изо дня в день; это умирание по отношению ко всякому стяжанию, к воспоминаниям, переживаниям, к прошлому. Как может происходить жизнь, если существует переживание, опыт? Опыт — это знание, память; но является ли память, воспоминание состоянием переживания? Присутствует ли в состоянии переживания память как переживающий? Очищение ума — это жизнь, это творчество. Красота существует в процессе переживания, не в пережитом, потому что пережитое — это всегда прошлое, а прошлое не является тем, что мы переживаем, оно не живое. Очищение ума — это успокоение сердца.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

ЦЕЛОМУДРИЕ

Насилие всегда стремится к успеху; насилие — это самоосуществление. Преуспевать, иметь успех — это всегда означает терпеть неудачу. Прибытие — это смерть, а следование — вечно. Добиваться, быть победителем в этом мире — значит потерять жизнь. Как настойчиво мы добиваемся цели! Но достижение цели нескончаемо; точно так же нескончаем и конфликт, связанный с достижением. Конфликт — это постоянное преодоление, и то, что покорено, необходимо подчинять снова и снова. Победитель всегда находится в страхе, и обладание, собственность — источник его тьмы. Побежденный, который жаждет победы, теряет то, что он получил; он становится подобен победителю. Иметь пустую чашу означает обладать жизнью, которая бессмертна.

Вы действительно считаете, что можно прийти к миру через конфликт? Разве средства не имеют неизмеримо большее значение, чем цель? Цель может быть, а средства есть. Реальное, то, что есть, должно быть понято, а не задушено принятыми решениями, идеалами и хитроумными рассуждениями. Скорбь — это не путь счастья.
Обет — это форма сопротивления, а то, чему вы противитесь, в конечном счете побеждает вас. Истина не может быть побеждена, вы не можете штурмовать ее; она проскользнет сквозь ваши ладони, если вы попытаетесь схватить ее. Истина приходит безмолвно, без того, чтобы вы об этом знали. То, что вы знаете, — не истина, это лишь идея, символ. Тень не есть реальное.
У вас есть образец для действий, с помощью которых вы надеетесь достичь истины. Образец всегда является вашим собственным созданием, он соответствует вашей обусловленности, точно так же, как и ваша цель. Вы создаете образец, а потом даете обет осуществить его в жизни. Все это — предельная форма ухода от самого себя. Но вы совсем не являетесь этим образцом, который вы сами спроецировали; вы — то, что вы действительно есть, это искусство, которое приходит через бдительное самоосознание при глубокой пассивности.
Важно понять весь процесс создания идеала, принятия обета, дисциплины, страданий; ведь все это есть глубокое бегство от внутренней нищеты, от боли, вызываемой внутренней неполноценностью, одиночеством. Весь этот процесс и есть вы сами.

СТРАХ СМЕРТИ

  то, что является постоянным, не есть вневременное. Вневременное не приходит туда, где есть время и длительность. Мысль есть постоянное движение во времени; это движение не может включать в себя состояние бытия, которое вне времени. Время — это не только хронологическое время; время — это мысль, рассматриваемая как движение от прошлого через настоящее в будущее; это движение памяти, слова; это — образ, символ, воспроизведение, повторение. Мысль, память приобретает длительность благодаря словам и повторению. Конец мысли есть начало нового, смерть мысли — это вечная жизнь. Необходимо постоянное завершение для того, чтобы проявилось новое. То, что обладает новизной, не бывает непрерывным; новое никогда не может пребывать в поле времени. Новое существует лишь там, где есть умирание в каждый данный момент. Необходимо ежедневное умирание для того, чтобы проявилось неведомое. Завершение старого — это начало нового; но страх препятствует завершению.

смерть — это неизвестное. Какими бы знаниями о смерти мы ни обладали, сама смерть не может оказаться в поле известного. Неведомое невозможно сделать известным; привычные действия не могут схватить смерть. Вот почему появляется страх.
Может ли известное, ум когда-либо понять или иметь неизвестное своим содержанием? Вы хотите знать, что такое смерть. Но знаете ли вы, что такое жизнь? ... — вот то, что мы называем жизнью. Но разве это жизнь? Смерть же — это не то, что противоположно жизни. Смерть есть неизвестное. То, что принадлежит известному, жаждет пережить смерть, неизвестное; и вот почему оно исполнено страха. Разве это не так?
Известное может испытывать лишь то, что известно; опыт всегда находится в поле известного; известное не может испытывать то, что находится вне его поля. Но состояние переживания в корне отлично от опыта. Состояние переживания не находится в поле того, кто испытывает; но когда переживание угасает, появляется испытывающий и опыт; и тогда-то переживание переходит и поле известного. Познающий, тот, кто испытывает, жаждет неизвестного; но так как испытывающий, познающий не может войти в состояние переживания, им овладевает страх. Он сам и есть страх, он неотделим от страха. Испытывающий страх совсем не есть тот, кто наблюдает этот страх; он есть сам страх, подлинное орудие страха.

— Вы говорите, что вы — наблюдающий, а страх — это наблюдаемое. Но так ли это? Являетесь ли вы сущностью, живущей отдельно от своих качеств? Разве вы и ваши качества — не одно и то же? Разве ваши мысли, эмоции и прочее — это не вы сами? Вас нельзя отделить от ваших свойств, мыслей. Вы есть ваши мысли. Мысль создает «я», «вас», как предполагается, — отдельную сущность; но без мысли нет и мыслящего. Видя непостоянство своей природы, мысль творит мыслящего, как постоянную, устойчивую сущность; мыслящий же тогда становится тем, кто переживает, анализирует, наблюдает, будучи независимым от мимолетного, преходящего. Все мы жаждем какого-то постоянства, и, видя непостоянство вокруг нас, мысль творит мыслящего как нечто постоянное. Мыслящий же, в свою очередь, приступает к созданию других, более высоких форм постоянства, таких как душа, атман, высшее «я» и прочее. В основе всей этой структуры лежит мысль.

Вы говорите, что боитесь смерти. Так как вы не можете иметь переживание смерти, у вас появляется страх. Смерть — это неизвестное, а вы боитесь неизвестного, не правда ли? На самом деле вы боитесь совсем не того, что неизвестно, — в данном случае смерти, — а вы боитесь потерять известное, так как это может причинить страдание. Вы цепляетесь за известное, за опыт, поэтому вы боитесь того, чем может оказаться будущее. Но то, что «может быть», будущее, — это всего лишь реакция, предположение, обратное тому, что есть. Ведь все это так, не правда ли?
— А знаете ли вы то, что есть! Понимаете ли вы это нечто? Открыли ли вы этот шкаф известного и заглянули ли внутрь? Не испытываете ли вы такого же страха перед тем, что можете там обнаружить? Пытались ли вы когда-нибудь исследовать то, чем вы владеете?
Ведь многие из нас боятся заглянуть в самих себя, не так ли? Мы боимся не только того, что может быть в будущем, но и того, что может быть в настоящем. Мы боимся узнать самих себя, каковы мы есть, и это стремление избежать то, что есть, заставляет нас бояться того, что может быть. К так называемому известному мы приближаемся со страхом, и с тем же страхом подходим к неизвестному, к смерти. Уход от того, что есть, — это желание пребывать в состоянии удовлетворенности. Мы ищем безопасности, мы постоянно требуем, чтобы ничто не беспокоило; вот это желание уйти от беспокойств и волнений побуждает нас убегать от того, что есть, и бояться того, что может быть. Страх — это неведение относительно того, что есть и наша жизнь проходит в постоянном страхе.
«А как можно избавиться от этого страха?»
— Для того чтобы освободиться от чего-либо, вы должны это понять. От чего вы хотите освободиться? Есть ли это страх или желание не видеть то, что есть! Именно желание не видеть то, что есть, порождает страх. Если вы не хотите понять все значение того, что есть, то страх действует как предупреждающее средство. Только те, кто серьезно работает в этом направлении, могут осознать счастье, только они обладают свободой от страха.
«Но как можно тогда понять то, что есть!»
— То, что есть, надо понять в зеркале взаимоотношений со всем остальным. То, что есть, можно понять лишь тогда, когда ум предельно пассивен, когда он не производит никаких действий по отношению к тому, что есть.
«Но не слишком ли трудно находиться в состоянии пассивного осознания?»
— Это трудно до тех пор, пока существует мысль.

СЛИЯНИЕ МЫСЛЯЩЕГО С МЫСЛЬЮ

Предположение и воображение — это помеха для истины. Ум, занятый спекулятивными предположениями, никогда не сможет познать красоту того, что есть; он опутан сетью собственных образов и слов. Как бы далеко ни уносился он в своем воображении, он все еще остается в тени собственной структуры и никогда не может видеть то, что вне его. Сенситивный ум — это не тот ум, который занят воображением. Способность создавать образы ограничивает ум; такой ум привязан к прошлому, к воспоминаниям, что делает его тупым. Лишь спокойный ум сенситивен. Накопление в любой форме — это бремя; а как может ум быть свободным, если он обременен? Только свободный ум сенситивен; это та открытость, которая не взвешивает, не предполагает, не знает. Воображение и предположение препятствуют открытости, сенситивности.

— Для того, чтобы понимать, делать открытия, не должен ли ум быть свободным с самого начала? Может ли ум, который подвергается дисциплине и подавлению, когда-нибудь стать свободным? Свобода — не конечная цель. Она должна существовать с самого начала, разве не так? Ум, который подвергается дисциплинам и контролю, обладает свободой лишь в рамках своего образца; но это не настоящая свобода. Цель дисциплины — сообразоваться с образцом; ее путь ведет к известному, а то, что известно, никогда не обладает свободой. Дисциплина со своим страхом — это алчное желание достижения.
— Если средство достижения — это подражание, то и результат должен быть копией. Средства формируют результат, не правда ли? Если уму с первых же шагов придается та или иная форма, то и в самом конце он обусловлен этой формой. Может ли обусловленный ум когда-либо быть свободным? Средство есть результат; это не два отдельных процесса. Когда средства — это подавление, тогда и результат также неизбежно окажется продуктом страха.
«то, что вы говорите, кажется мне почти кощунством и вызывает во мне настоящий шок; но, по-видимому, оно истинно.»
—Мы настолько отгородились от всего в наших собственных фантастических построениях, что большинство из нас не отваживается прямо посмотреть на них и на то, что кроется за ними. Само стремление понять уже есть начало свободы.   

— Начнем с того, что находится близко, чтобы уйти далеко. Что вы понимаете под исканием? Стремитесь ли вы найти истину? Можно ли обрести ее путем искания? Для того чтобы искать истину, должны знать, что это такое. Искание предполагает, что вы это предвидите, уже имея некоторое ощущение или знание, не так ли? Является ли истина чем-то таким, что надо распознать, обрести и удержать? Разве даже намек на истину не есть проекция прошлого, и, следовательно, совсем не истина, а просто воспоминание? Искание предполагает процесс, связанный с выходом во вне или погружением внутрь, не правда ли? А разве ум не должен оставаться безмолвным для того, чтобы проявилось реальное? Искание — это усилие получить большее или меньшее; это приобретение, в позитивном или негативном смысле; и пока ум есть средоточие, фокус усилия, конфликта, разве может он когда-нибудь быть спокойным? Может ли ум быть спокойным благодаря усилию? Его можно сделать спокойным путем принуждения; но то, что сделано, может быть разрушено.

«А разве усилие не является в какой-то мере необходимым?»
— Сейчас мы это увидим. Исследуем истину искания. Для искания необходим тот, кто ищет; необходима сущность, отдельная от того, что она ищет. Но есть ли такая сущность? И мыслящий и тот, кто переживает, — отличается ли он от своих мыслей и переживаний? Существует ли он отдельно от них? Если не исследовать всю эту проблему, медитация не будет иметь никакого значения. Поэтому нам необходимо понять ум, процесс нашего «я». Что такое ум, который ищет, выбирает, полон страха, отрицает или одобряет? Что такое мысль?
— Мысль — это ощущение, не так ли? Ощущение появляется благодаря восприятию и соприкосновению, отсюда возникает желание иметь это, а не то. Желание есть начало отождествления различения «моего» и «не моего». Мысль мимолетна, изменчива, непостоянна, и она ищет постоянства. Поэтому она создает мыслящего, того, кто мыслит, чтобы он стал постоянным; и эта сущность принимает роль надзирателя, руководителя, она контролирует, формирует мысль. Эта мнимо постоянная сущность является продуктами мимолетной, преходящей мысли. Эта сущность есть мысль; без мысли мыслящий не существует. Он состоит из качеств; его качества не могут быть отделены от него самого. Контролирующий eсть контролируемое, он просто ведет обманную игру с самим собой. До тех пор, пока ложное не воспринимается как ложное, истины нет.
«Но кто же такой зритель, переживающий? Что это за сущность, которая говорит «я понимаю»?»
— Пока существует переживающий, который помнит о своем переживании, истины нет. Истина не есть то, что надо запомнить, сохранить, записать, а потом высказывать. То, что является предметом накопления, не есть истина. Желание иметь опыт создает того, кто переживает, накапливает и запоминает. Желание приводит к отделению мыслящего от его мыслей. Желание становления, желание опыта, желание быть большим или меньшим — все это создает разделение переживающего и переживания. Осознание путей желания есть познание себя. Самопознание — это основа медитации.
«Каким путем возможно слияние мыслящего с его мыслями?» — Ни акт воли, ни дисциплина, ни какое бы то ни было усилие, контроль или концентрация и ни любое другое средство не могут достичь этого. Использование каких-либо средств предполагает посредника, который действует, не так ли? До тех пор пока существует тот, кто действует, будет сохраняться разделение. Это слияние возможно лишь тогда, когда ум полностью спокоен, не стараясь быть спокойным. Такое спокойствие существует не тогда, когда прекратил существование мыслящий, а когда сама мысль пришла к концу. Необходима полная свобода от ответов, вызванных нашей обусловленностью, т.е. свобода от мысли. Любая проблема находит разрешение только в том случае, если нет больше идей, выводов; умозаключение, идея, мысль — это возбужденное состояние ума. Но возможно ли понимание, если ум возбужден? Возбужденность ума должна быть умерена живой игрой спонтанности. Если вы слушали то, что было сказано, вы обнаружите, что истина придет в тот момент, когда вы совсем ее не ждете. Будьте открыты, восприимчивы, полностью сознавая от момента к моменту то, что есть. Не создавайте вокруг себя неприступной стены мысли. Благословение истины приходит тогда, когда ум не занят своей деятельностью и своей борьбой.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

\

Сперва общие замечания.

1. Ошо иногда лучше читать "между строк". Он часто повторяет, что своими речами он просто "заговаривает мозгу зубы" (если у мозга есть зубы))). Впивать нужно само его присутствие, паузы, пространство между словами. И посыл этого немого присутствия,  неслышный звук этого колокола тишины, как ни странно можно ощутить не только сквозь его слова, но и сквозь время и сквозь (часто довольно неуклюжий) перевод.

2. Не раз и не два он говорит: "Я говорю каждый день новые, часто противоречащие друг другу, порой и вовсе несовместимые вещи. Я это делаю не нарочно, но получаются неплохие капканы для моих глупых последователей, чтоб они, не дай бог, не состряпали из моих слов какого-то "учения Ошо" Нет такого учения. Есть просто возможность для вас уловить проблеск Чуда и отдаться его потоку."

3. Достаточно часто, не реже чем раз в две книги, он напоминает:  "Для склонных к слепому следованию словам я ставлю ловушки; как мастер во время задзен бьет бамбуковой палкой задремавших монахов, я щелкаю по убаюканному разуму моих последователей таким абсурдом, что даже самые глупые из них должны будут в недоумении встряхнуть головой и проснуьтся".

4. Как всякий раз, берясь за очередного Мастера прошлого он представляет его как высшее достижение человеческого духа (зная, что все наши попытки мерить их аршином своего рассудка не отражают реальности).
Почему? В этом есть и практическая "учительская" цель: предельно заострить наше внимание и настроить его на возможно более для нас чуткое восприятие.
Так и наоборот. Зная, что наше растерянное я желает уверенности, что их мастер "лучше всех", он то и дело подопускает в глазах слушающих других, возможно в их сознании конкурирующих мастеров и учителей. При том не только настоящего, но и прошлого.

5. А чтоб показать относительность всяких таких сравнений, он (ошеломляющим ударом по застывшим клише наших умственных схем) то молитвенно возносит великих, то вдруг щелчком опрокидывает возможно сложившегося в нашем разуме божка.
Тогда достается не только Кришнамурти, но тех кого он только что возносил до небес.
Так про Будду: "Да. Возможно вся эта его нирвана - его сексуальные фантазии. Но тогда его сексуальные фантазии все равно гораздо лучше ваших."
Про Кришну: "Какой же Он негодяй! Призывает во имя бога жестоким убийствам. Не то что наш дорогой милый Будда".
Про Иисуса: "Возможно, этот бедный малый, натерпевшийся от дразнящих его бастардом, чтобыпосрпамить своих обидчиков, в мечтах вообразил, что зато он сын самого Бога.
Возможно, больше всего оплеух досталось кумиру его детства, любимого деда, его общины и его единоверцев: Махавиру. Самих же джайнов (джайнистов) он называет самыми материалистичными и жадными до денег религиозных групп.

Для чего?
А. Шокотерапия, троллинг, его педагогический метод: выбить у созревших учеников всю почву из-под ног; разрушить их любые религиозные, сословные, национальные, сексуальные предрассудки.
Это его ипостась Шивы: Шива - разрушитель; он разрушает, сжигает все рассудочные понятия, всю личность йогина, чтобы из этого пепла возродилось прежде ему неведомая сущность, птица Феникс. Как проклюнувшийся лист разрывает почку, птенец - скорлупу, а бабочка - свой кокон.
Б. По складу своему Ошо принадлежит к такому типу трикстеров, которые своим вызовом устоям навлекают на себя нешуточные проблемы вплость до смерти. Да. Это тип распятого Иисуса, распятого Мансура, отравленного Сократа, травимых российских юродьевых и побиваемых еврейских пророков.

Теперь, наконец, "по делу"
Да, про Кришнамурти он говорил, что тот говорит с богом, а Ошо - с людьми. Поэтому слова Кришнамурти истинны, но настолько запредельны для его аудитории, что от них никакой для них пользы. А вот он, Ошо, обращается к живым одурманенным людям. Поэтому его слова лишь относительно истинны, зато оказывают ученикам настоящую помощь. Это интересно.
А то что он где-то действительно называет Кришнамурти недопросветлённым, это для меня уже как-то вторично. Сама же для себя на такие вопросы не отвечаю, поскольку их и не ставлю. Как вы хорошо сказали:

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

БЫТЬ НЕЗАЩИЩЕННЫМ — ЗНАЧИТ ЖИТЬ, ЗАМКНУТЬСЯ В СЕБЕ — ЗНАЧИТ УМЕРЕТЬ

Не бывает такого момента — или он случается крайне редко, — когда наш ум свободен от мыслей. Мы не знаем, что это такое — быть в уединении, освободиться от всех ассоциаций, от всякой непрерывности, от всех слов и образов. Мы одиноки, но мы не знаем, что такое быть в уединении. Изолированность — это путь нашей жизни. Нет в нас цельности, полноты, а без этого невозможно слиться сдругим, так как для такого слияния необходима внутренняя целостность. Лишь уединенность способна исцелить усиливающуюся муку одиночества. Идти одному, без помехи мысли, не волоча за собой шлейф наших желаний — значит быть недосягаемым для ума. Уединенность — не результат мысли. Лишь когда мысль совершенно затихает, происходит взлет от одиночества к тому состоянию, которое мы называем уединенностью.

— Почему вы так настоятельно желаете пребывать в покое? Почему вы делаете из этого проблему? Разве само ваше требование покоя не создает конфликта? если вы хотите пребывать в тишине, без внутреннего смятения, то почему вы допускаете, чтобы что-то выводило вас из равновесия? Мы легко можем закрыть все двери и окна нашего бытия, изолировать себя от других и жить в затворе. Это то, чего хочет большинство людей. Большинство из нас стремится построить вокруг себя стены, чтобы стать неуязвимыми, но, к сожалению, всегда остаются щели, через которые просачивается жизнь.

— Почему вы хотите узнать причину? Вы, очевидно, надеетесь, что, узнав причину, вы устраните следствие. Но ведь на самом деле вы совсем не хотите знать, почему именно вы находитесь в смятении, не так ли? Вы лишь стремитесь избавиться от смятения.
Если бы вы могли проникнуть в причину вашего нынешнего смятения, у вас был бы внутренний мир; и пока это невозможно, вы полны тревоги. Все мы хотим господствовать, овладеть тем, чего не понимаем; мы хотим обладать или быть обладаемым, когда у нас имеется боязнь самих себя. Неуверенность в себе создает в нас чувство исключительности, ощущение отверженности, изолированности.
Видеть истинное в ложном — это начало мудрости; видеть ложное как ложное — наивысшее понимание.если вы по-настоящему переживете эту истину, а не просто примете ее на словах, то сможете покончить с подобными проявлениями. Только понимание ложного как ложного приносит свободу от ложного. Будьте пассивно бдительны по отношению к вашим обычным реакциям; осознавайте их просто, без сопротивления; пассивно наблюдайте их — совершенно так же, как вы наблюдали бы действия ребенка, не выражая радости или неудовольствия. Пассивная бдительность есть сама по себе свобода от защиты, от замыкания дверей. Быть незащищенным — значит жить, а замкнуться в себе — значит умереть.

ОТЧАЯНИЕ И НАДЕЖДА

Только любовь способна смирить желание, а любовь — это не продукт ума. Чтобы проявилась любовь, ум как наблюдающий должен умолкнуть. Не существует средств, с помощью которых можно достичь любви. Всякий поиск средств должен прекратиться, чтобы могла проявиться любовь. Только для свободного существует любовь, но свобода никогда не ставит условий, никогда не связывает. Любовь — это сама вечность.
Единство, интеграция, — это слияние воедино не с другим, а с самим собой и в самом себе. Слияние различных сущностей в самом себе — это полнота с другим, но полнота с другим — это неполнота в самом себе.Слияние сдругим — это все еще не полнота. Интегрированная сущность не становится целостной благодаря другому; ибо если она полна, то полнота проявляется во всех ее отношениях. То, что неполно, не может быть полно в отношении. Это иллюзия — думать, что нас делает полным другой.
То, что не полно, всегда заканчивается. Слияние с другим всегда хрупко, оно всегда прекращается. Интеграция должна начаться внутри самого себя, и только тогда слияние будет нерушимым.

  Мы говорим, что живем благодаря надежде, но так ли это? Разве это жизнь, если будущее или прошлое довлеет над нами? Разве жизнь — это движение от прошлого к будущему? Когда вы захвачены тем, что будет завтра, разве вы живете? Именно потому, что завтрашний день сделался таким важным, появились и безнадежность, и отчаяние.  Во имя надежды на завтрашний день вы жертвуете настоящим; но счастье — всегда в настоящем. Именно лишенные счастья люди наполняют свою жизнь тем, что относится к завтрашнему дню, и это они называют надеждой. Счастливая жизни — это жизнь без всяких надежд. Человек, живущий надеждой, не принадлежит к счастливым, он знает отчаяние. Состояние безнадежности порождает надежду или протест, отчаяние или картины светлого будущего.

«Но неужели вы утверждаете, что мы должны жить без надежды?»
— А разве не существует состояние, в котором нет ни надежды, ни безнадежности, состояние блаженства? В самом деле, когда вы были счастливы, ведь у вас не было никаких надежд на будущее, не так ли?
«Я понимаю, о чем вы говорите. Мы свободны от надежд лишь тогда, когда чувствуем себя счастливыми. Но каким образом возможно оставаться в состоянии счастья?»

— Прежде всего, надо понять истину надежды и безнадежности. Понять то, каким образом вы были захвачены ложным состоянием — иллюзией надежды, а потом отчаянием. Пассивно наблюдайте этот процесс; он совсем не так прост, как может показаться. Вы спрашиваете, каким образом возможно оставаться в состоянии счастья. Разве корни вашего вопроса не лежат в чувстве надежды? Ваш вопрос указывает на желание приобрести, получить, достичь, разве не так? Когда вы имеете в виду какой-то объект, какую-то цель, у вас появляется надежда; и тогда вы уловлены вашим несчастьем. Путь надежды — это путь, направленный к будущему, но счастье никогда не зависит от времени. Когда вы были счастливы, вы никогда не спрашивали, каким путем продлить счастье; если бы вы задали такой вопрос, вы бы уже пережили состояние несчастья.

— Желание найти выход только порождает новую проблему. В силу того, что вы не поняли одну проблему, вы вводите другие. Ваша проблема — это состояние отчаяния; для того, чтобы понять ее, вы должны быть свободны от всех других проблем. Состояние отчаяния — это единственная проблема, которую вы имеете. Не вносите путаницы, вводя новую проблему о том, как выйти из вашего состояния. Наш ум ищет ответа на проблему, ищет выхода, надежды. Поймите сложность этого бегства от себя, и вы соприкоснетесь с проблемой непосредственно. Такое прямое соприкосновение с проблемой рождает кризис, которого мы все время избегаем; и лишь тогда, когда этот кризис достигает наибольшей полноты и интенсивности, проблема сама приходит к концу.

УМ И ИЗВЕСТНОЕ

Как охотно ум принимает готовый образец для жизни и как цепко ум за него держится! Ум неотделим от идеи, словно прибит к ней гвоздем; он существует, имеет свое бытие лишь вблизи идеи. Ум никогда не бывает свободен, гибок, потому что он всегда привязан; он движется в ограниченном, узком или широком, пространстве вокруг собственного центра. Страх всегда сопутствует желанию большего или меньшего. Ум, который непрерывно ткет образы, есть создатель времени; а там, где существует время, там страх, надежда и смерть. Надежда ведет к смерти. 
— Идея — это проекция ума; идея есть результат опыта, а опыт есть знание. Мы постоянно даем толкование опыту в соответствии с обусловленностью ума, сознаем мы ее или нет. Ум есть опыт, ум есть идея. Ум нельзя отделить от его свойства мыслить. Знание, уже накопленное и находящееся в стадии накопления, есть процесс ума. Ум — это опыт, память, идея, это тотальный процесс ответов. Пока мы не поймем работу ума, сознания, невозможно коренное преобразование человека.
Наш ум находится в плену того или иного шаблона, и в рамках этого шаблона он действует и движется. Этот шаблон взят из прошлого или будущего; это — отчаяние и надежда, хаос и утопия, то, что было, и то, что должно быть.
—Возможно ли, чтобы ум обходился без шаблона, освободился от маятника желаний, который раскачивается взад и вперед? Это определенно возможно. Такое действие — жизнь в настоящем. Жить без надежды и без заботы о завтрашнем дне вовсе не означает безнадежности или безразличия. Жизнь — это величайшая революция. Жизнь не имеет никакого стереотипа.
Ваш идеал, ваши надежды — это проекции ума, направленные в сторону от того, что есть. Ум, который есть результат прошлого, порождает из себя образец для нового. Ваша новая жизнь продолжает оставаться старой, только в другой одежде. Проявления ума не есть жизнь.

ПОДЧИНЕНИЕ И СВОБОДА

Нет пути к мудрости, потому что все пути обосабливают, ведут к замкнутости. По самой своей природе пути могут вести только к изоляции, хотя такая изоляция может называться единством, целым, одним и т.п. Путь — это процесс, изолирующий, замыкающий человека в самом себе. Средства — это замкнутость, а цель такова же, как и средства. Средства неотделимы от цели, которая должна быть. Мудрость приходит с пониманием нашего отношения с полем, с прохожим, с мимолетной мыслью. Должно быть не одиночество замыкающегося в себе ума, а уединенность свободы. Полнота уединенна, неполнота же ищет пути к изоляции.

«Уверяю вас, я побывала в большей части серьезных ашрамов; все они стремятся удержать ученика, подавить его личные свойства и привести к тому шаблону мысли, который они называют истиной. Почему все они хотят, чтобы ученик подчинялся их частной дисциплине и тому образу жизни, который установлен учителем? Почему происходит так, что они никогда не дают свободы, а лишь обещают ее?»
— Подчинение приносит удовлетворение; оно порождает чувство безопасности у ученика и придает силы ученику и учителю. Подчинение укрепляет авторитет, светский или религиозный; подчинение приводит также к тупости, которую называют состоянием внутреннего мира. Если человек стремится избежать страдания, почему бы ему не пойти по этому пути, хотя бы он и вызвал какую-то толику страдания. Подчинение делает ум нечувствительным к конфликту. И мы хотим, чтобы нас сделали тупыми, невосприимчивыми; мы страдаем и стараемся отогнать от себя безобразное, но одновременно это притупляет восприятие прекрасного. Подчинение авторитету, мертвого или живого, дает огромное удовлетворение. Учитель знает, а вы не знаете. Было бы глупо с вашей стороны стараться выяснить что-либо самостоятельно, в то время как учитель, который дает вам утешение, уже знает это. Поэтому вы становитесь его рабом, а рабство лучше, чем внутреннее смятение. Учитель и ученик изощряются во взаимной эксплуатации. Ведь в действительности вы не пойдете в ашрам, чтобы найти свободу, не так ли? Вы идете туда с тем, чтобы вести жизнь, подчиненную определенной дисциплине и вере; с тем, чтобы поклоняться и в свою очередь стать предметом поклонения, — и все это называется поисками истины! Они не могут дать свободу, так как эта свобода была бы для них самоуничтожением. Свободу нельзя найти в местах уединения, в системах или верованиях; ее нельзя обрести через подчинение и страх, которые называются дисциплиной. Ни одна дисциплина не может дать свободу. Она может обещать ее, но надежда — это не свобода. Подражание как путь к свободе — это подлинное отрицание свободы, так как средство — это цель. Подражание приводит к новому подражанию, а не к свободе. Но нам нравится обманывать себя; вот почему принуждение или обещание награды существует в разнообразных и тонких формах. Надежда — это отрицание жизни.
«Теперь я избегаю всех ашрамов, как настоящей заразы. Я шла к ним с целью найти душевный мир, а мне дали принуждение, доктрины, основанные на авторитете, и пустые обещания. Как горячо мы принимаем обещания, которые дает гуру! Как мы слепы! В конце концов, после этих многих лет, я полностью освободилась от желания искать обещанные ими награды.
...
Я ощущаю боль одиночества, гораздо большую, чем способна перенести, — не физического одиночества, которое я приветствую, но глубокую муку внутреннего одиночества. Что мне с этим делать? Как я должна рассматривать такую пустоту?»
— Если вы просите указать вам путь, вы становитесь последователем. Оттого, что внутри у вас не стихает боль одиночества, вы жаждете помощи; а сама эта потребность в руководстве открывает дверь принуждению, подражанию и страху. Вопрос «как» совсем не является важным. Важно, чтобы мы поняли природу этой боли, вместо того, чтобы стараться ее преодолевать, избегать или выходить за ее пределы. До тех пор пока мы полностью не поймем муку одиночества, не будет у нас ни покоя, ни мира, а лишь непрекращающаяся борьба. То, что есть, должно быть раскрыто, не на словах, не теоретически, а непосредственно в переживании. А разве можно раскрыть то, что в действительности есть, если вы подходите к нему, испытывая чувство страдания или страха? Для того, чтобы понять то, что есть, вы должны подойти к нему свободно, без груза прошлого знания о нем. Вы должны подойти к тому, что есть, со свежим умом, не затуманенным привычными реакциями. Пожалуйста, не спрашивайте, каким образом сделать ум свободным и способным увидеть новое, но прислушайтесь к истине этого. Только истина освобождает. Само желание, усилие стать свободным — это препятствие для освобождения.
Не должен ли ум, со всеми его выводами и мерами предосторожности, прекратить свою деятельность? Не должен ли он стать тихим, оставить поиски бегства? Не следует ли направить внимание на боль одиночества? Не является ли сама деятельность ума процессом сопротивления? Итак, наша проблема — это не боль одиночества, а ум, который создает проблему. Понимание ума есть начало свободы. Свобода не есть нечто, принадлежащее будущему; это самая первая ступень. Накопление в какой бы то ни было форме, — будет ли это знание, опыт, вера, — препятствует свободе. Но лишь тогда, когда вы свободны, может проявиться истина.
«Разве усилие не является необходимым условием для понимания?»
— Можем ли мы понять что бы то ни было с помощью борьбы, конфликта? Не приходит ли понимание тогда, когда ум совершенно тих, когда прекратились связанные с усилием действия? Ум, который сделан тихим, не является спокойным умом; это мертвый, невосприимчивый ум. Когда есть желание, нет красоты безмолвия.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

ЦЕННОСТЬ ПЕРЕЖИВАНИЯ

если ум ничего не создает из своих собственных материалов, — приходит то, что не имеет имени.
... Теперь наступила особенно интенсивная тишина. Вечерняя звезда стояла над горой, но вскоре и она скрылась из виду. ...однако все это не нарушало безмолвия. Оно все удерживало в себе: .... Если к нему прислушивались, вы его теряли; но если вы сами были этим безмолвием — оно радушно вас принимало. Тот, кто наблюдает, следит, никогда не может быть этим безмолвием: он глядит со стороны, но не находится в нем. Наблюдающий только переживает, он никогда не является переживанием, тем, что он наблюдает.
Если ум сможет освободить себя от стяжательных стремлений, то полностью исчезнет страх. Страх — это тень, а не вещь в себе.
Время не существует, когда происходит переживание. Каждый опыт становится некоторым движением в прошлое; настоящее, т.е. состояние переживания, незаметно вливается в прошлое. Любой жизненный опыт уже через секунду стал памятью, принадлежностью прошлого. Этот процесс известен всем нам, и он, по-видимому, неизбежен. Не так ли?
Для большинства из нас переживание всегда становится памятью. Почему это так? Не состоит ли постоянная деятельность ума в том, чтобы ухватить или поглотить, оттолкнуть или отвергнуть? Может ли он существовать вне этого процесса?

Этот процесс позитивного или негативного накопления, процесс оценки, производимой умом, порождает цензора и наблюдающего, того, кто переживает, мыслит, рождает эго. Когда происходит переживание, переживающего нет; тот, кто переживает, появляется тогда, когда начинается выбор, иными словами, когда переживание прошло и начался процесс накопления. Стяжательные устремления выключают жизнь, состояние переживания и создают из них элемент прошлого, память. Но пока существует наблюдающий, переживающий, неизбежно остается и стяжательство, процесс накопления; пока существует отдельная сущность, которая наблюдает и выбирает, опыт всегда остается процессом становления. Истинное бытие, или состояние переживания, наступает тогда, когда нет более отдельной сущности.
«Каким образом эта отдельная сущность перестает быть?»
— Для чего вы задаете этот вопрос? Вопрос «как» возвращает нас на путь накоплений. Нас интересует само стяжательство, а не то, каким путем от него освободиться. Освобождение от чего-либо — это вообще не свобода; это реакция, сопротивление, которое порождает новое противодействие.
Всякий опыт имеет значение, если вместе с ним приходит познание себя — этот единственный фактор, несущий освобождение или целостность. 

СТРЕМЛЕНИЕ К ИСКАНИЮ

— Когда вы утверждаете и утверждаете это с такой определенностью, вы исключаете всякую возможность раскрыть истину вопроса, не правда ли? Когда вы принимаете то или иное суждение как окончательный вывод, не ставите ли вы предел всякому исследованию?
  мы не обсуждаем объект исканий, нас не интересует, имеет ли он возвышенный характер или нет; мы пытаемся выяснить, почему вообще мы ищем, не так ли? Что это за движущая сила, что за постоянное внутреннее побуждение? Является ли оно неизбежным? Имеет ли оно нескончаемую длительность?
— Обычно мы считаем путем жизни конфликт в той или иной форме; мы полагаем, что без него жизнь не будет иметь никакого смысла. Для большинства из нас прекращение борьбы есть смерть. Искание связано с борьбой, с конфликтом; но является ли этот процесс необходимым для человека? Может быть, существует другой «путь» жизни, в котором искание и борьба отсутствуют? Почему и для чего мы ищем?
«Я ищу пути и средства для того, чтобы получить уверенность в бессмертии, не моем личном, но моего народа»,
— Так ли уж велика разница между национальным и индивидуальным бессмертием? Индивидуум сначала отождествляет себя с нацией или какой-то частью общества, а после этого хочет, чтобы общество или нация стали бессмертными. Длительное существование той или иной нации — это одновременно проблема жизни индивидуума. Разве индивидуум не ищет постоянно бессмертия? Не ищет ли он непрерывного бытия путем отождествления себя с чем-то большим и более возвышенным, чем он сам?
«Но разве нет такой точки или момента, при котором мы внезапно обнаружим, что у нас нет больше исканий, нет борьбы?»
«Такой момент может наступить лишь в результате полного утомления, но это короткая пауза перед тем, как снова погрузиться в порочный круг исканий и страха».
«Или же эта точка лежит вне времени»
— Является ли момент, о котором идет речь, вневременным, или это лишь точка покоя перед началом нового искания? Почему мы ищем, и возможно ли, чтобы это искание закончилось? Пока мы не раскроем для самих себя, почему мы ищем и боремся, состояние, при котором искание подходит к концу, останется для нас иллюзией, не имеющей никакого значения.
при всяком искании само стремление по существу одно и то же, не так ли?— разве любой из нас не ищет на своем ограниченном или более широком пути какой-то формы удовлетворения, непрерывности, постоянства? Итак, спросим самих себя не о том, чего мы ищем, а о том, почему вообще мы ищем? И возможно ли, чтобы всякие искания прекратились, не благодаря принуждению или крушению, а потому, что само стремление к поискам полностью прекратилось.
— Испытывая недовольство, неудовлетворенность, мы ищем состояния довольства, удовлетворенности. Пока остается это стремление получить удовлетворение, достичь самоосуществления, неизбежны искание и борьба. За стремлением к самоосуществлению всегда следует тень страха, не правда ли?
Несомненно, само желание самоосуществления несет в себе причину разочарования и страха. И только когда понято значение самоосуществления, это желание приходит к концу. Становление и бытие — два совершенно различных состояния, и вы не можете идти от одного к другому; лишь с прекращением становления проявляется бытие.

СЛУШАНИЕ

— Опять вопрос «как», и желание найти способ достичь определенного состояния становится еще одной проблемой. Мы же говорим о том, чтобы не создавать вообще никаких проблем. Вы должны осознать те пути, на которых ум создает проблемы.   Вы не просто сознаете, что вы не слушаете. Если бы вы ограничивались одним этим осознанием, тогда факт того, что вы не способны слушать, воздействовал бы сам по себе. Действует истина этого факта, вы на факт воздействовать не можете. Но вам хочется на него воздействовать, изменить его, развивать то, что ему противоположно, осуществить желаемое состояние и т.д. Ваши усилия воздействовать на факт порождают проблему; но если вы понимаете истину факта, то это влечет за собой освобождающее действие. Однако пока ваш ум занят усилием, сравнениями, осуждением или оправданием, вы не в состоянии осознать истину, видеть ложное как ложное.
— Слушание само по себе есть завершенный акт; сам акт слушания приносит свою свободу. Но хотите ли вы по-настоящему слушать или прекратить внутренний шум? Если бы вы слушали, сэр, в том смысле, что вы осознавали бы свои конфликты и противоречия, без того чтобы усиливать их каким-либо особым типом мысли, может быть, они могли бы тогда полностью прекратиться. Видите ли, мы постоянно стремимся быть тем или иным, хотим достичь определенного состояния, ухватить один вид переживаний и избегать другого; так что ум постоянно чем-то занят; он никогда не бывает спокоен, чтобы слушать шум своей борьбы и страданий. Будьте простым, сэр, и не старайтесь становиться чем-то или ухватить какое-то переживание.

ОГОНЬ НЕДОВОЛЬСТВА

— Думаете ли вы, что путем искания истины вы сможете ее найти? Может быть, как раз наоборот — стяжательный ум должен полностью прекратить свою деятельность, чтобы проявилась истина? Разве не важно выяснить, почему вы ищете?
«Мне кажется, это именно то, чего я ищу: спасения от беспокоящего меня чувства недовольства».
—живем мы поверхностно и никогда не погружаемся в глубины недовольства.
Жить с этой горечью, не пытаясь от нее убежать, спастись или хотя бы изменить ее, означает проникать в глубины недовольства. До тех пор пока мы стремимся куда-то попасть или быть чем-то, должна существовать горечь конфликта; когда же мы ее ощущаем, мы хотим от нее спастись. Быть единым с недовольством, остаться с ним его частью, без наблюдающего, который примиряется с ним как с неизбежным, значит дать возможность возникнуть тому, что не имеет противоположного, не имеет другой стороны.
— Чем больше вы боретесь с привычкой, тем более живучей вы ее делаете. Привычка — это нечто мертвое; не боритесь с ней, не сопротивляйтесь ей; но с восприятием истины недовольства прошлое утратит свое значение. Это мучительная, но все же замечательная вещь — чувствовать недовольство и не гасить его пламя надеждой. Существует нечто таинственное, пребывающее за пределами возможностей и сил ума. Вы не можете его найти или вызвать. Оно должно прийти без вашей просьбы, а с ним к человеку приходит благословение.

ПЕРЕЖИВАНИЕ БЛАЖЕНСТВА

Добро не в том, что должно быть, добро — в понимании того, что есть. 

«Не было ничего вне меня; «я», как наблюдающий, как воспринимающий отсутствовал. Не было «я», которое существовало бы отдельно от этого дерева или отдельно от бумажки, брошенной в канаву, или отдельно от птиц, которые перекликались друг с другом. Это было состояние сознания, которое мне никогда не было известно».
«...увидеть множество различных цветов. Когда я стоял и смотрел на них, я вдруг обнаружил, что улыбаюсь и смеюсь от радости, которую никогда до сих пор не переживал. Цветы разговаривали со мной, а я с ними; я был среди них, и они составляли часть меня самого. Все было живым, и я ощущал любовь ко всему. Я был ароматом цветов, который вдыхает этот аромат, цветы и я составляли одно. Цветочный магазин чудесно сверкал живыми красками; красота всего этого была ошеломляющей; время и измерение времени прекратились.
Слова описывают, разделяют, сравнивают, но в этом состоянии не было никаких слов; не было осознания «я», было одно лишь это состояние, это переживание. Время остановилось; не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Здесь было одно — о, я не знаю, как это выразить. Здесь было некое Присутствие. Казалось, что земля и все, что в ней и на ней, находятся в состоянии благословения, а я являюсь частью всего.  когда я вошел в парк, я едва мог дышать и готов был упасть в обморок. Я опустился на скамью, а по моим щекам лились слезы. Стояла почти непереносимая тишина, и эта тишина очищала все от страданий и скорби. Когда я прошел в глубину парка, в воздухе послышалась музыка. Музыка была частью всего. Вся благодать, все сострадание мира пребывали в этом парке, и там был Бог».
«Я не теолог. Но в парке присутствовала сущность, в которой жило и пребывало все существующее. Ноги мои дрожали, я был вынужден снова сесть и облокотиться о дерево. Ствол дерева был живым, как и я; а я составлял часть этого дерева, часть бытия, часть всего мира. Всего этого было для меня слишком много: яркие, живые краски, листья, скалы, цветы, неправдоподобная красота окружающего. И над всем пребывало благословение...
Мне казалось, что у меня не хватит физических сил идти обратно; я сел и не отваживался думать. 

— Сэр, это переживание пришло к вам неожиданно. Вы никогда его не искали; но пока вы пребываете в состоянии поисков, вы никогда его не получите. 
Жадность, даже в самом высоком смысле, порождает скорбь; стремление получить еще больше открывает дверь времени. 
Переносить в настоящее то, что прошло, значит препятствовать реальному. Реальность, реальное не имеет длительности. Оно существует от мгновения к мгновению, вечное, неизмеримое.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

ОЦЕНКА

Медитация — очень важное действие в жизни; возможно, это такое действие, которое имеет величайшее и глубочайшее значение. Это — аромат, который нелегко уловить, который невозможно приобрести ценой усилия.
Не быть способным медитировать — значит не быть способным видеть солнечный свет, темные тени, сверкающие воды и нежный лист. Но как мало людей это видит! Медитация ничего не может вам предложить; вам не надо, сложив ладони, приходить в молитвенное состояние. Она делает все чрезвычайно ясным, легким и простым; но для того чтобы воспринять эту простоту, ум должен себя освободить, без какой-либо причины или мотива, от всего, что он накопил, имея причину и мотив. Именно в этом состоит весь итог медитации. Медитация есть очищение от того, что известно. Следование за известным, в любой форме, есть игра самообмана, когда медитирующий приобретает основное значение, но отсутствует просто акт медитации. Медитирующий может действовать лишь в поле известного, он должен прекратить действовать, чтобы могло проявиться неизвестное.

Непознаваемое не зовет вас, и вы не можете призывать его. Оно приходит и уходит, как ветер; вы не можете захватить его и накапливать для своей пользы, для собственного употребления. Оно не имеет утилитарной ценности, но, тем не менее, без него жизнь становится бесконечно пустой.
само исследование того, что есть медитация, раскроет к ней дверь. Это исследование не лежит вне ума; оно находится в сфере деятельности самого ума. Наиболее важным в процессе этого исследования является понимание самого ищущего, а не того, что он ищет. То, что он ищет, есть проекция его страстного желания, его собственных усилий и стремлений. Когда мы поймем этот факт, всякое искание прекратится, и это само по себе чрезвычайно важно. Тогда ум перестает гнаться за тем, что находится вне его самого, тогда у него нет движений, направленных вовне, нет реакций изнутри; а когда искание полностью прекратилось, появляется движение ума, которое не является ни внешним, ни внутренним. Искание не прекращается усилием воли или в результате сложного процесса умозаключений. Чтобы прекратить искание, требуется великое понимание. Окончание поисков — это начало спокойствия ума.

Ум, способный, к сосредоточению, концентрации может совсем не быть способным к медитации. Эгоизм, интерес к себе, как и всякий другой интерес, вызывает концентрацию внимания, но такая концентрация, сознательно или подсознательно, предполагает наличие мотива, причины; здесь всегда существует нечто, что, надо приобрести или отбросить, всегда делается усилие, чтобы понять, чтобы перейти на другой берег. Внимание, связанное с достижением цели, имеет, дело с накоплением. Внимание, которое проявляется в этом движении к чему-либо или от чего-то, есть сила, привлекающая удовольствие и отталкивающая страдание. Но медитация — это такое необыкновенное внимание, в котором нет того, кто совершает усилие, нет цели, нет объекта достижения. Усилие есть часть процесса приобретения; усилие — это накопление опыта тем, кто переживает. Переживающий может находиться в состоянии сосредоточения, быть внимательным, осознавать; но страстное желание переживающего иметь переживание должно полностью прекратиться, так как сам переживающий — это лишь скопление известного. Великое блаженство заключено в медитации.

Ум создан из прошлых мыслей, ассоциаций, образов и слов. Наши оценки основаны на этом фундаменте.
«Возможно ли выйти за его пределы? А если возможно, то почему это необходимо?»
— Мышление всегда обусловлено; нет такого явления как свобода мысли. Вы можете думать о чем угодно, но ваше мышление остается ограниченным и всегда будет таковым. Оценка — это процесс мышления, выбора. Если ум, как это обычно бывает, доволен тем, чтобы оставаться в клетке, узкой или широкой. Но если бы он захотел выяснить, существует ли нечто за пределами мысли, тогда всякие оценки должны прекратиться; мыслительный процесс должен прийти к концу.
«Но ведь сам ум составляет часть — притом существенную часть — этого процесса мышления; что же это за усилие или практика, при помощи которых можно привести мысль к концу?»
— Оценка, осуждение, сравнение есть путь мысли; когда вы спрашиваете, с помощью какого усилия или метода процесс мышления может быть приведен к концу, разве вы не стремитесь что-то приобрести? Это стремление осуществить тот или иной метод или предпринять новые усилия есть результат оценки; но ведь это все еще процесс ума. Мысль не может прийти к концу ни благодаря практике какого-либо метода, ни с помощью какого бы то ни было усилия. Но почему мы делаем усилие?
Боремся ли мы только за то, чтобы выжить, или мы боремся, чтобы уцелеть в рамках той или иной психологической или идеологической модели? Мы хотим быть чем-то; честолюбивые стремления, жажда самоосуществления, страх определяют нашу борьбу в рамках определенной модели, которая сама является следствием честолюбия, осуществления и страха. Мы совершаем усилия с целью что-то приобрести или чего-то избежать. Если бы мы были заинтересованы только в том, чтобы выжить, тогда все наши установки были бы в корне иными. Усилие предполагает выбор, а выбор — это сравнение, оценка, осуждение. Мысль состоит из этой борьбы и противоречий; но разве может такая мысль освободить себя от собственных барьеров, увековечивающих «я»?
— С каким нетерпением мы жаждем достичь состояния, которое дало бы нам удовлетворение!  разве вы не заинтересованы в конечной цели в достижении, в освобождении ума от обусловленности? Ум оказался в тюрьме, созданной им самим, в плену своих собственных желаний и усилий, и всякое движение, которое он делает, в каком бы оно ни было направлении, остается в пределах его тюрьмы; но ум этого не сознает, так как, охваченный страданием, конфликтом, он взывает с мольбой, он ищет внешнюю силу, которая его освободит. Как правило, ум находит, что ищет, но то, что он находит, есть следствие его собственного движения. Он продолжает оставаться узником, только уже в новой тюрьме, более его удовлетворяющей и удобной…

«Но скажите, ради небес, что же тогда делать? Если любое движение ума лишь расширяет его собственную тюрьму, тогда придется оставить всякую надежду».
— Надежда — это движение ума, возникающее тогда, когда мысль охвачена отчаянием. Надежда и отчаяние — это слова, которые наносят вред уму своим эмоциональным содержанием, своими с виду противоположными и взаимоисключающими тенденциями. Конфликт появляется тогда, когда ум убегает от состояния, называемого горем, страданием, к другому состоянию, называемому надеждой, счастьем. Понять состояние, в котором находится человек, — это не означает принять его, примириться с ним. Принимать и отвергать — и то, и другое находится в сфере оценки.
Всякое действие воли, желания, стремления исходит от ума, который оценивает, сравнивает, осуждает. Если ум поймет истинность этого, не с помощью рассуждений, не благодаря убеждению или вере, но в силу того, что останется простым и бдительным, тогда мысль прекратится. Конец мысли — это не сон, не ослабление жизненности, не состояние отрицания; это совершенно иное состояние.

ЗАВИСТЬ И ОДИНОЧЕСТВО

Когда ум ясен, когда в нем нет движения, источник раскрывается. Ясность не имеет мотивов, у нее нет стремления получить больше.
— Переживание чувства и его наименование происходят почти одновременно, не правда ли? Можно ли их отделить друг от друга? Возможно ли существование разрыва между чувством и его наименованием? Если вы в действительности переживаете этот разрыв, то вы увидите, что мыслящий перестает существовать как отдельная сущность, отличающаяся от мысли. Процесс вербализации является частью личности, «я», той сущности, которая полна ревности и зависти, но которая старается преодолеть эту зависть. Если вы по-настоящему поймете эту истину, то страх исчезнет. Наименование явлений оказывает физиологическое, как и психологическое действие. Когда прекратилось наименование, тогда лишь возможно полностью осознать то, что называется пустотой одиночества. Тогда ум не будет отделять себя от того, что есть.

СМЯТЕНИЕ УМА

Довольство приходит с полнотой того, что есть, но не в результате перемены. То, что обладает полнотой, не нуждается в переделке, изменении. Но как раз неполнота, стремясь стать полнотой, познает хаос недовольства и перемен. То, что есть, — неполно, оно не имеет качества полноты. Полнота нереальна, а стремление к нереальному означает страдание недовольства, которое никогда нельзя исцелить. Сама попытка утолить эту боль означает искание нереального, и от этого возникает недовольство. Не существует способа устранить состояние недовольства. Осознавать это недовольство означает осознавать то, что есть, и в полноте этого осознания существует состояние, которое может быть названо довольством. Оно не имеет противоположного.

«...После всех этих лет мне по-прежнему кажется, что я совершенно не способен контролировать свои мысли. И вот, если бы я полностью овладел мыслями...».
«Разве свобода не проявляется в том, что мы выходим за пределы желания?»
— Вы можете изменить объект желания, вместо низшего стремиться к наивысшему; но разве все это не продолжает оставаться проявлением желания? желание достичь небес — это по-прежнему поиски награды. Желание постоянно ищет своего осуществления, достижения; имен, но это движение желания необходимо понять, а не убегать от него. Если не понять пути желания, то контроль над мыслью имеет весьма малое значение.
«Но я должен вернуться к тому, с чего начал. Даже для понимания желания необходимо сосредоточение, а в этом и заключаются все мои трудности. Мне кажется, я не в состоянии контролировать свои мысли. Они постоянно блуждают по сторонам, взгромождаясь друг на друга. Нет ни одной мысли, которая господствовала бы над другими и была устойчивой среди них».
— Ваш ум подобен машине, которая работает день и ночь; он постоянно болтает, он вечно чем-то занят, и во сне, и в бодрствующем состоянии. Он всегда спешит; он так же неспокоен, как море. Одна часть этого запутанного и сложного механизма пытается контролировать все его движения; отсюда возникает конфликт между противоположными желаниями и стремлениями. Одну часть ума можно назвать высшим «я», другую — низшим «я»; но и та, и другая часть находятся в поле ума. Действия и реакции ума, мысли совершаются почти одновременно и почти автоматически. Весь этот процесс, сознательный и подсознательный, процесс принятия и отрицания, приспособления и стремления освободиться, совершается чрезвычайно быстро. Следовательно, вопрос не в том, каким образом контролировать этот сложный механизм, так как контроль вызывает трение и напрасный расход энергии, а в том, можно ли умерить скорость этого слишком быстрого ума.
«Что вы понимаете под словами «уменьшить скорость»?»
— Когда вы едете в автомобиле с большой скоростью, тогда местность, мимо которой вы проезжаете, мелькает перед глазами. Но когда вы едете совсем медленно, вы в состоянии детально рассмотреть и деревья, и птиц, и цветы. Самопознание приходит, когда ум замедлил скорость своей деятельности, свои движения, но это не означает, что вы должны заставить ум двигаться медленно.
Может ли ум совсем замедлить свои проявления? Когда это происходит?
когда вы наблюдаете за чем-то, ум замедляет свои движения. Когда вы очень внимательно смотрите на какой-либо физический объект, не действует ли ваш ум более медленно? Когда вы внимательно смотрите, наблюдаете, тогда этот процесс замедляет деятельность ума. Рассматривание картины, изображения, какого-либо объекта способствует успокоению ума; то же происходит и при повторении одной и той же фразы. Но в этом случае первенствующее значение приобретает сам объект или фраза, а совсем не замедление движения ума и то, что благодаря этому раскрывается.
«Я внимательно слежу за тем, что вы разъясняете, и сознаю тишину ума».
— Наблюдаем ли мы когда-нибудь по-настоящему или ставим между наблюдающим и тем, что он наблюдает, экран суждений, сравнений..?
Возможно ли наблюдение без этого экрана? Говоря иными словами, существует ли внимание, если ум занят? Только незанятый ум может наблюдать. Движения ума замедленны, он бдителен, он полон настороженности; а это и есть внимание незанятого ума.
«Я начинаю переживать то, о чем вы говорите».
— Если вы не производите оценок, если отсутствует экран между наблюдающим и тем, что он наблюдает, разве тогда будет существовать разделение между ними? Разве наблюдающий не есть то, что он наблюдает?
Когда такое ложное разделение исчезает, тогда существует возможность свободы — и лишь тогда ум становится безмолвным. Когда переживающего больше нет, только тогда существует творческое движение реального.

КОНТРОЛЬ МЫСЛИ

давайте сначала рассмотрим вопрос о контроле над мыслью. Является ли этот контроль необходимым? Полезен он или вреден? Многие религиозные учителя настаивали на контроле над мыслью, считая его первой ступенью, но правы ли они? Кто осуществляет этот контроль? Не составляет ли он часть самой мысли, которую стремится контролировать? Он может думать о себе как об отдельной сущности, отличающейся от мысли, но разве он не является порождением мысли? Несомненно, контроль предполагает принудительное воздействие воли с целью подчинения ума, подавления его, господства над ним, создания противодействия тому, что оказывается нежелательным. Весь данный процесс — это обширный и полный печали конфликт, не так ли? А разве может из конфликта получиться что-либо доброе?

«То, что вы говорите, так непохоже на все, что я читал и чему меня учили. Но каким образом ум может стать свободным, не прибегая к дисциплине?»
— Ни подавление, ни подчинение не ведут к свободе. Первый шаг по направлению к свободе — это понимание своей несвободы. Дисциплина формирует поведение и мысль, приводя их в соответствие с желаемым образцом, и если не понять желание, то контроль или дисциплина извратят мысль. Когда же пути желания осознаны, то это осознание приносит ясность и порядок. По сути дела, концентрация, сосредоточение — это путь желания. ...Когда кто-то сосредотачивается в процессе медитации, он также стремится к достижению, к награде. И тот, и другой жаждут успеха, с которым придет уверенность в себе и чувство безопасности.
Если мы сможем понять смысл сосредоточения и увидеть ложное как ложное, то мы освобождаемся от желания достичь, пережить, стать чем-то. Из этого понимания рождается внимание, которое полностью отличается от сосредоточения. Сосредоточение подразумевает двойственный процесс, какой-то выбор, усилие, не так ли? В этом случае остается тот, кто создает усилие, остается цель, во имя которой это усилие совершается. Таким образом, сосредоточение усиливает «я», личность, эго как создателя усилий, как победителя, как носителя добродетелей. Но внимание лишено этой двойственности; отсутствует переживающий, тот, кто собирает, накапливает и повторяет. В состоянии внимания конфликт достижения и страх потерпеть неудачу не существуют.
«Но, к несчастью, не всем выпало благословение иметь эту силу внимания».
— Внимание — не дар, не награда; его нельзя приобрести с помощью дисциплины, практики и прочего. Оно приходит, когда имеется понимание путей желания, а это и есть самопознание. Это состояние внимания есть добро, в нем отсутствует «я».
И если с помощью какого-либо из этих средств он придет к свету, будет ли это свет, исходящий из вечного? Надо ли проходить через этот утомительный процесс для того, чтобы найти неизмеримое? Нельзя ли пройти мимо всего этого и прямо подойти к тому, что можно назвать любовью?
Надо ли проходить через все эти переживания? Разве они необходимы, чтобы открыть дверь к вечному? Разве нельзя пройти мимо них? В конце концов, самым существенным является познание себя, которое создает тишину ума. Безмолвный ум не является продуктом воли, дисциплины, разного рода практики, имеющей целью покорить желание. Все эти виды практики и дисциплины лишь усиливают «я», а добродетель превращается в скалу, на которой наша личность возводит здание своей собственной значимости и респектабельности. Ум должен быть свободен от известного, и тогда проявляется непознаваемое. Без понимания путей «я» добродетель становится фактором возвышения личности, делает ее важной. Движение «я», его воля и желание, его искание и накопление полностью должны прекратиться. Только тогда может прийти вечное, его нельзя призвать. Видеть ложное как ложное — этого достаточно, ибо само это постижение освобождает ум от ложного.

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ГЛУБОКОЕ МЫШЛЕНИЕ?

Ум — удивительный инструмент; нет ни одной машины, которая была бы настолько тонкой и сложной, обладала бы такими неограниченными возможностями. Мы осознаем только поверхностные слои ума, — если вообще их осознаем, — и удовлетворяемся тем, что живем и пребываем на его внешней поверхности. Мы считаем мышление деятельностью ума. Но бывает ли мышление глубоким? Не является ли любой вид мышления поверхностной деятельностью ума? Глубок ли ум, когда он мыслит? Может ли ум, который составлен, который является результатом времени, памяти, опыта, — осознать то, что находится за его пределами? Ум всегда жаждет, ищет нечто, пребывающее вне сферы его деятельности, сконцентрированной вокруг центра, «я». Но центр, из которого он производит поиски, всегда остается тем же самым.
Ум — это не просто внешняя, поверхностная деятельность, в нем — скрытое движение многих столетий. Эти воздействия модифицируют и контролируют внешнюю деятельность ума, так что в нем развивается собственный конфликт двойственности. Не существует полного, целостного ума, он раздроблен на множество частей, каждая из которых находится в противоречии с остальными. Стремление ума интегрировать, координировать свою деятельность наталкивается на антагонизм среди большого числа отдельных его частей. Ум, составленный мыслью, знанием, опытом как целое, по-прежнему остается продуктом времени и скорби; собранный воедино, он по-прежнему остается результатом обстоятельств.
Мы неверно подходим к этой проблеме интеграции. Часть никогда не может стать целым. Целое никогда нельзя осуществить, идя от части, но мы этого не понимаем. То, что мы видим, — это расширяющееся частное, стремящееся вобрать в себя множество частей; но собирание вместе многих частей не становится интеграцией, и даже гармония, устанавливаемая между различными частями, не имеет серьезного значения.Высочайшую важность имеет другое, а именно, — дать возможность проявиться неведомому.
Известное никогда не может получить неведомое. Ум неустанно старается жить счастливо в мутной воде созданной им самим целостности, но это не приводит к творческому проявлению неведомого.
Самосовершенствование — это, в сущности, проявление посредственности. Самосовершенствование с помощью добродетели, благодаря отождествлению себя с умственными способностями, с помощью той или иной, позитивной или негативной формы защищенности, — все это замкнутый в себе процесс, каким бы широким он ни казался. Честолюбие питает посредственность, так как честолюбие — это путь осуществления «я» через действие, благодаря идее. «Я» — это центр всего того, что известно; «я» — это прошлое, которое движется через настоящее к будущему; а всякая деятельность в поле известного создает поверхностность ума. Ум никогда не может быть великим, так как то, что действительно является великим, — неизмеримо.

НЕОБЪЯТНОЕ

Казалось, что ум охватывает огромное пространство и бесконечные расстояния или, скорее, что ум безгранично расширился, а позади и вне ума пребывает нечто, содержащее в себе все. Ум смутно пытался осознать и запомнить то, что не исходило от него самого, и прекратил свою обычную деятельность; он не мог ухватить то, что было вне его природы. Теперь все, включая и ум, было погружено в это необъятное. О нем нельзя мыслить, и, следовательно, его нельзя переживать умом.
Но что же в этом случае воспринимает и осознает это нечто, совершенно отличное от проекций ума? Кто его переживает? Несомненно, это не ум повседневных воспоминаний и стремлений. Может быть, существует другой ум? Может быть, имеется частица ума, которая дремлет, пока не будет пробуждена тем, что находится над умом и вне его? Если это так, тогда внутри ума всегда существует то, что вне мысли и вне времени.
Так как это необъятное не родилось в процессе деятельности ума, то что же такое его осознает? Осознает ли его ум в роли того, кто переживает, или же необъятное осознает себя само, поскольку того, кто переживает, вообще не существует? В то же время, когда необъятное спустилось с гор, не было переживающего. Ум не функционировал; он был бдителен и пассивен. Хотя он сознавал присутствие ветра, игравшего листвой, внутри него не было совсем никакого движения, в какой бы то ни было форме. Не было наблюдающего, который мог бы измерить то, что он наблюдал. Было лишь то; и это то осознавало себя без каких-либо измерений. Оно не имело начала, не имело слов.
Ум осознает, что с помощью переживания или слова он не в состоянии уловить то, что всегда надежно, вечно и неизмеримо.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

Вики: "Кришнамурти написал несколько книг, самые известные среди них — «Первая и последняя свобода» (англ. The first and the Last Freedom), «Единственная Революция» (англ. The Only Revolution), «Записные книжки» (англ. Krishnamurti’s Notebook). "

Только не с Дж.Кришнамурти Имхо, вы весьма приблизительно представляете устроение Вики
Любая запись (или ее пополнение) в скором времени проходят тщательную и квалифицированную редактуру специалистами.
Прижизненные издания записей бессед Дж.Кришнамурти всегда редактировались самим автором.
(Тож и с Ошо).

Все это верно. Но, так или иначе - гуру он все равно был

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.

Вы не можете посмотреть на свою мысль, потому что вы не можете отделить себя от мысли, чтобы на неё посмотреть со стороны. Нету мысли, отличной от вашего знания о мыслях – ваших описаний.
Когда вы смотрите на объект, информация, которую вы имеете об этом объекте, проникает в вашу голову. Это иллюзия, что мысль – это нечто отдельное от объектов, - на самом деле, это вы, создающий объект. Объект может быть там, но информация об объекте – это всё, что вам доступно. Нет возможности узнать что-то прямо. В действительности, вы не знаете то, что есть.
Нету вне и внутри. Есть только этот обычный для вас процесс – течение знания. Так что вы не можете отделить себя от мысли и посмотреть на мысль. И если этот вопрос отброшен, возникает осознание того, что все ответы бессмысленны, потому что все они - результат приобретения и обученности. Таким образом движение прекращается. У вас нет нужды отвечать на вопрос. Вам не нужно знать что-либо об этом. Всё, что вы знаете, приходит к остановке. Больше нет никакого движения. Оно спадает, и потом на вас снисходит, что любой ответ на вопрос ложен и лишён смысла – ответа нет вообще. Чужие ответы по-прежнему здесь. Вам нечего сказать об этой вещи, называемой мысль, всё, что вы можете сказать, это то, что вы собрали из других источников. У вас нет собственного ответа.

В. Всё ещё есть вещи, например, стены и люди вокруг вас. И есть то, что мы знаем о них, то, что мы видим вокруг..
У.Г.  Вы не знаете ничего о том человеке или вещи, кроме того, что вы проэцируете на человека или вещь. Знание, которое вы имеете об этом, и есть ваше переживание этого. И так продолжается. Больше ничего. То, что существует в действительности, – у вас нет способа это узнать.
В. То, что я спрашиваю, это есть ли какой-то шанс – я понимаю, что никакого метода нет, - но есть ли какой-то шанс от этого знания о реальности перейти к самой реальности?
У.Г.   Если вы достаточно удачливы (это только удача), чтобы выбраться из этой ловушки знаний, то вопрос о реальности больше не возникнет [для вас]. Вопрос возникает из знания, которое всё ещё заинтересовано в поиске, обнаружении природы вещей и в том, чтобы познать прямо и непосредственно то, что происходит вокруг. Когда этого знания нет больше, нет и вопроса. Соответственно, нет нужды искать ответ. Если вы в самом деле заинтересованы в нахождении реальности, то единственное, что должно дойти до вас, это именно то, что ваши вопросы, сам механизм вопрошания, рождены уже готовым ответом, имеющимся внутри вас. Иначе не было бы никаких вопросов.
Прежде всего, у вас есть предположение, что существует некая реальность, а из этого следует то, что вы можете пережить эту реальность. Без знания о реальности, вы никак не можете испытать, пережить реальность, это вполне определённо. «Если знания больше нет, есть ли какая-то возможность переживать реальность?» - спрашиваете вы. Вопрос сопровождает ответ. Поэтому нет надобности задавать вопрос и искать на него ответ. Я просто обращаю ваше внимание на сам процесс вопросов и ответов. Я лишь указываю вам, что у вас не может быть никаких вопросов, если у вас нет ответов.

Нет никого, кто бы там задавал вопросы. Нет вопрошающего. Это иллюзия, что есть некий вопрошающий.
Если ответ ушёл, а с ним и вопрос, вопрошающий – несуществующий вопрошающий – тоже должен уйти.
Вы вероятно не осознаёте, что задаваемые вами вопросы, рождаются из ответов, которые у вас уже есть.
Что случиться, если вопрос исчезнет?  Исчезнете и вы. Вы – ничто иное, а только ваши ответы.  Вот о чём я говорю.  Если понятно, что нет никакого спрашивающего, того, кто задавал бы там, внутри вас, ваши вопросы, тогда ответы, которые вы даёте себе, оказываются под угрозой.  Вот почему вам не нужен настоящий ответ. Ответ – это конец тому ответу, который у вас есть, но который не ваш.
Всё мысли мертвы, в них нет жизни. Вы не можете дать им жизнь. Вот что вы делаете постоянно: вы пытаетесь оживить их при помощи эмоций, - но всё это не затрагивает никак живого, потому что живое уничтожит всё это целиком и полностью.
Так что всё, что вы делаете, это продолжаете инерцию ума - добавляя новые импульсы... это всё, что вы деалете. 

Пока ты существуешь, знание, которое есть, не принадлежит тебе. Так почему вы беспокоитесь о том, что произойдёт, когда этот «ты» уйдёт?  Физическое тело функционирует от момента к моменту, потому что так работает восприятие.
Движение жизни – это движение и жизнь, происходящие сейчас, прямо здесь. То и другое всегда вместе.
Вы хотите быть чем-то другим, но не тем, чем вы являетесь. Быть собой очень просто, вам не надо ничего делать. Никаких усилий.

                                         Часть 2.   Я не могу создать в вас голод

Вы ждёте чего-то, что случиться завтра. Завтра НИЧЕГО не не случиться!
Всё, что должно случиться, случится сейчас. Все движение должно быть остановлено. Но что бы вы ни делали, чтобы остановить его, вы лишь придаёте движению новый импульс..К сожалению, вы всегда заняты деланием, а это делание должно прийти к концу. Но для того, чтобы прекратить делание, вы делаете что-то ещё. Пока вы чего-то желаете, можете быть уверены: у вас нет шансов. Видите, желание подразумевает, что вы собираетесь перевести своё мышление в движение, направленное на достижение своей цели.  Но это не вопрос достижения цели!, это вопрос того, приходит движение к концу или нет прямо сейчас.
Желание и думание – они всегда идут вместе.

В. Говорите ли вы, что мы есть то, что мы уже есть?
У.Г.  Вы не хотите принимать этот  факт, но вы хотите знать, кто вы. В этом проблема. У вас нет возможности это узнать. Знать это невозможно. Это всегда связано с тем, кем вы хотите быть. То, что вы видите сейчас, это совсем не то, чем бы вы хотели быть, чем вы «должны» быть. Что вы видите?.  Вы хотите быть счастливыми, а вы несчастны. Мысль о том, чтобы быть счастливым, создаёт несчастье. Всё, что вы видите в этот момент, не стыкуется с вашей целью, которой является счастье, с вашим желанием счастья. Желание удовольствия всегда создаёт боль. Так что, желание и думание, они всё время вместе. Они нераздельны. Чего бы вы ни хотели, это создаёт боль, потому что вы начинаете думать. Желание и думание. Если вы ничего не хотите в этом мире, нет и думания. Но это не значит, что нет мыслей..
Хотите ли вы достичь материальных целей или духовных целей, это не имеет значения. Я выступаю против желания. Желая, вы либо реализуете свою цель, либо не реализуете, но в любом случае вы используете мышление. Именно мышление, думание рождает ваши проблемы.
Но, как я говорил, тело имеет свой способ решения проблем, потому что, видите, оно  не принимает их. Восприимчивость ваших чувств уничтожена всем, что вы делаете, пытаясь освободиться от чего-либо. Это уничтожает чувствительность нервной системы. А нервная система должна быть очень бдительной. Она должна быть на чеку – ваши чувства должны быть на страже. Но вместо того, чтобы позволить им работать на полную силу..... И это создало неврологческую проблему.
Природа всё время производит что-то уникальное, неповторимое. Ей не нужен совершенный человек; ей не нужен религиозный человек.
У нас есть цель или идея некого совершенного человека, по-настоящему религиозного человека. И что бы вы ни делали для достижения этого совершенства, это убивает телесную чувствительность. Это творит насилие. Телу не нужно это.
Все, что рождено из разделённости вашего сознания, является деструктивным, насильственным. это пытается защитить не тело, не этот организм, не жизнь, а просто продолжительность мысли...Проблемы неврологичны. Если вы дадите шанс своему телу, оно справиться со всеми ими. Но если вы будете пытаться решить их вы никогда не придёте к успеху.

В. Что вы имеете в виду, говоря ″дать телу шанс ″?
Та энергия, которую вы производите думанием, она деструктивна для тела. Её нельзя отделить от жизни. Это одно целостное движение. Так что все энергии, которые вы переживаете как результат ваших игр со всеми этими вещами, никак не помогают простому функционированию живого организма. Они тревожат гармоничные функции тела – которое есть очень и очень мирная вещь.
Этот покой – не та мёртвая тишина, которую вы можете ощутить. Это, как всё время извергающийся вулкан. Это и есть тишина, это мир. Кровь течёт по вашим венам, как река. Если бы вы могли услышать звук течения собственной крови, вы бы очень удивились – это напоминает рёв океана.. Звук биения вашего сердца – это нечто непереносимое для вас. Вы любите окружать себя всякими звуками, и потом вы создаёте такой смешной опыт, который называется «молчание ума» - очень забавно.  Абсурд. Тишина, которая есть, - это рёв., рёв океана. Как шум течения вашей крови.
Ваше тело не интересует ни состояние вашего ума, ни молчаливый ум. Ему не нужны ни ваши добродетели, ни ваши практики. Тело не хочет знать о ваших внутренних дилеммах или как бы вы это ни назвали.
Ему не нужны ваши достоинства и недостатки. Пока вы будете умножать добродетели, до тех пор вы будете грешить. То и другое нераздельно. Если вы достаточно удачливы, чтобы не гоняться за добродетелью как за целью, то и греха никакого не будет в вашей системе. Вы не будете грешить. Вы будете оставаться насильственным до тех пор, пока в вас живёт идея о ненасильственности., добре, мягкости и т.д.  Добрый человек, человек практикующий добродетель, умножащий свои достоинства, - действительно опасен.
Культура где угодно способна напортить, поставив перед человеком некий идеал, образ совершенства, образ подлинно религиозного человека.. Религиозный опыт рождён из этого разделения в сознании, что не есть его природа.
Тело не заинтересовано защищать себя. Весь разум, который нужен для выживания, уже есть в нём. Если вы и я уйдём, жизнь всё-таки продолжится. Эти огни погасли, но электричество не исчезло. Что-то другое придёт. Электричество не заинтересовано в человеке.

В. Но как мы можем избавиться от этого разделяющего мышления?
У.Г.  Вы никак не можете. Это не в ваших силах. Что бы вы ни делали, это лишь добавляет этому импульс.  Так хотите ли вы, чтобы это пришло к концу?  Нет. Ваше понимание чего-либо нужно только для того, чтобы изменить то, что есть. Что бы это ни было, вы хотите это изменить. И вы хотите внести изменение в структуру вашего думания...
Так что желание понять – это только для того, чтобы внести изменения в имеющееся.., и в то же время вы не хотите ничего менять. Это создаёт в человеке невротическую ситуацию: он желает то и другое: и изменение, и отсутствие перемен. Это конфликт, который продолжается всё время.

Всё упирается в «как».  Как жить??! Вот настоящая проблема. Проблема проблем – как жить.. И на протяжении столетий нам промывали мозги, пытаясь вбить те или иные «Так!». Если этот путь тебя не удовлетворяет, ты находишь другой и называешь уже его «Так надо жить». И это продолжается и продолжается. Всё это бессмысленно, потому что это не приносит вам покоя. Внутри вас происходит постоянный бой, постоянная внутренняя война. Пока будет продолжаться эта внутренняя война, не может быть и речи о каком-то мире.
Это на самом деле очень важная проблема – сможете ли вы прекратить эту войну внутри себя. Есть ли какой-то способ? Все решения, которые у вас есть, как раз и являются причиной этих войн – в основном, вот эта:  «Так надо жить».  Это «как» должно уйти. Но вы тут же спрашиваете меня: «Как этому ″как″ уйти?» «Можешь ли ты помочь мне?»

Для начала, вы даже не уверены в проблеме... Вы ещё не дошли даже до точки отчаяния. Только тогда вы можете что-то делать с этим.  Пока вы продолжаете бежать, чтобы освободиться от отчаяния (которого нет), это будет невозможно для вас, как-то ухватить его, даже коснуться его.
Может быть, у вас есть сто пятнадцать различных решений – однако вы не можете испробовать каждое из них. Очевидно, всё, что вы пробовали ранее, не сработало, и потому вы говорите, что вы в отчаянии. Реальное отчаяние будет действовать само...
Что это за действие?  Это не то действие, которое может происходить в рамках вашего мышления. Всякое действие которое происходит в уме или является продуктом ума, приводит вас только к отчаянию. Это может дать вам причину или некий временный опыт, но вы будете хотеть всё больше и больше. Это сохраняет движение, и это даёт вам надежду..
Надежда всё ещё есть, хотя вы говорите, что ситуация безнадёжна. Ситуация не безнадёжна. Надежда всё ещё здесь, потому что, как вы говорите, присутствует отчаяние. И вы хотите как-то избавиться от него, найти решение, что-то сделать с ним, расправиться с ним, и если есть хоть какой-то способ освободиться от него, обязательно разыскать такой способ. Вместо того, чтобы дать этому отчаянию быть и действовать, вы бежите от него и пытаетесь найти способ, чтобы избавиться от него.
Это касается любой ситуации в жизни. Если только вы не застряли в своём замешательстве, которое есть отчаяние, или что-то ещё. Что вы будете делать в такой ситуации? Вы должны сами найти решение для себя. Если я дам вам решение, это будет как те сотни решений, которые вы перепробовали прежде. Вы просто включите его в свой список решений, выходов. Но это вряд ли решит вашу проблему. Напротив, это добавит сложности - теперь у вас есть ещё одно решение... Если проблема отчаяния решена, то и все другие тоже решены, так как все другие – только вариации этого. Так что вы не хотите на самом деле решать эту проблему. Вы более заинтересованы в решениях. Вот почему я снова и снова поворяю одно и то же десятью разными способами.

Вы живёте в мире пережитого вами, и потребовалось так много лет, чтобы стать тем, кто вы сейчас есть. И это единственный инструмент, который есть у вас. У вас нет никаких других способов, чтобы решать эти проблемы. Вы не в состоянии постичь эту возможности найти решение прямо здесь и сейчас. Вы отодвигаете её всё дальше и дальше, и дальше. Это всегда ″завтра″.
Есть только этот раз. Посколько это [мышление] функционирует только в поле времени, оно не может постичь возможности, что есть что-то, что может произойти иначе, чем в поле времени.
Если есть какое-то решение, оно должно быть здесь и сейчас. У вас пока нет настоящего голода. Вы не хотите решать эту проблему, потому что тогда вы найдёте себя без проблем.
Даже в сексуальном акте, таком мощном явлении в жизни индивидуума., это подготовка, прелюдия, напряжение, которое служит как вступление к этому. Когда это предварительное напряжение присутствует, тело требует освобождеения от этого напряжения, и это вы называете удовольствием – просто освобождение. Телу нужно освободиться от того напряжения, которое вы собрали. Ему нужно освобождение, которое вы называете оргазмом, или как бы вы ни желали назвать это. И это грандиозное освобождение...
И что тогда остаётся?  Вакуум. Это то же самое, всё это работает точно так же. Вы накапливаете, накапливаете и накапливаете напряжение – и в конце концов напряжение желает разрешиться.
Если в какой-то момент вы оказываетесь там, всё это заканчивается для вас. Вы должны потерять это.

Вы не хотите жить без единой проблемы. Вы сами проблема. Если у вас нет проблем, вы создаёте проблемы. Конец проблем – это ваш конец. Так что эти проблемы остануться до самого конца. Вы уйдёте, тогда уйдут и проблемы.  Вы не в состоянии отделить себя от проблемы.
Для начала, почему вы чувствуете себя несчастными? Окуда берётся это нехорошее чувство в вас?  Из-за цели. Это то, что создано противоположностью. Вы сами должны увидеть это, я не буду вам ничего разъяснять. Вы постоянно думаете: «Я должен быть тем, я должен быть этим, мне нужно быть таким.., почему я не такой?» Эти мысли тут же создают собственные противоположности. Если первое уйдёт, уйдёт и второе.
Я не могу создать этот голод в вас. Как я могу создать в вас голод?. Если он присутствует в вас, вы просто посмотрите вокруг и увидите, что всё, что есть, не может удовлетворить вас. Если мы осознаем, что разницы нет, то больше шансов, что мы наконец начнём действовать как люди.

В. Когда же мы будем действовать как люди?
У.Г. Когда человек перестанет пытаться стать совершенным человеком.

Подпись автора

Не важно, что написано. Важно - как понято.