"– Верь мне, почтенный старик, что живое всегда живым остается, и у гетер часто бьется в груди прекрасное сердце."
Если кто не читал книгу Н.С. Лескова "Скоморох Памфалон", в кратце идея такова:
Столпник Ермий, разочаровавшийся во всём мире земном, предпочитает 30 лет стоят на столпе, ни словом не обмолвившись с другими людьми. Люди при этом приносят ему поесть и попить, а он целыми днями стоит в молитвах за себя и за весь грешный мир:
"Но какие же успехи они покажут, когда живут себялюбиво и злобно, и ничему от Христа не учатся, и языческих навыков не позабывают? Не будет ли вечность впусте?» Пусть утешает Ориген, что не мог же впасть в ошибку творец, узрев, «яко все добро зело», если оно на самом деле никуда не годится, а Ермию все-таки кажется, что «весь мир лежит во зле», и ум его напрасно старается прозреть: «кацы суть Богу угождающие и вечность улучившие?»
В один прекрасный день столпник слышит голос, который говорит ему отправиться на поиски некоего праведника по имени Памфалон.
Ермий спускается со своего столпа, приходит в крупный город, стучится в двери, но его отовсюду гонят, как бродяжку, прикрывающегося именем Христа - "много вас таких здесь шляется".
Наконец столпнику указывают на дом Памфалона, чьи двери всегда открыты. Памфалон радушно встречает Ермия. На вопрос столпника о том, что угодно он сделал Богу, Памфалон отвечает, что ровным счетом ничего. Напротив, жизнь его беспутна, сам он скоморох на потеху богатой публике, свой шанс начать праведный путь он упустил, обещание, данное Богу, нарушил:
"...так всегда говорил в уме с богом: ты творец, а я тварь – мне тебя не понять, ты меня всунул для чего в эту кожаную ризу и бросил сюда на землю трудиться, я и таскаюсь по земле, ползаю, тружусь. Хотел бы узнать: для чего это все так мудрено сотворено, да я не хочу быть как ленивый раб, чтобы о тебе со всеми пересуживать. Я буду тебе просто покорен и не стану разузнавать, что ты думаешь, а просто возьму и исполню, что твой перст начертал в моем сердце! А если дурно сделаю – ты прости, потому что ведь это ты меня создал с жалостным сердцем. Я с ним и живу."
Все деньги на новую, праведную жизнь, где он работал бы в поле, а не потешал народ, Памфалон отдал на то, чтобы спасти женщину от рабства и проституции:
"Напрасно вопияла ко всем бедная Магна и у всех искала защиты. Ей отвечали: над нами над всеми закон. Закон наш охраняет многоимущих. Они всех сильней в государстве. Если бы был теперь на своем месте наш прежний правитель Ермий, то он, как человек справедливый и милосердный, может быть вступился бы и не допустил бы этого, но он очудачел: оставил свет, чтобы думать только об одной своей душе. Жестокий старик! Пусть небо простит ему его отшельничье самолюбие."
После откровений Памфалона, Ермий оставил его и вернулся туда, откуда пришел. Столп, на котором он простоял 30 лет, был занят гнездом воронов:
"Жители деревни говорили ему, что они отпугивали этих птиц, но они не оставляют скалы.
– Это так и должно быть, – ответил им Ермий. – Не мешайте им вить свои гнезда. Птицы должны жить в скале, а человек должен служить человеку. У вас много забот; я хочу помогать вам. Хил я, но стану делать по силам. Доверьте мне ваших коз, я буду их выгонять и пасти, а когда возвращусь с стадом, вы дайте мне тогда хлеба и сыра."
"...Ермий рванулся за Памфалоном, чтобы удержать его или чтобы по крайней мере с ним не расстаться, но в жарком рассвете зари между ними вдруг стала преграда… Это как бы частокол или решетка, в которой каждая жердь одна с другою не схожи. Ермий видит, что это какие-то знаки, – во весь небосклон большими еврейскими литерами словно углем и сажей напачкано слово: «самомненье».
«Тут мой предел!» – подумал Ермий и остановился, но Памфалон взял свою скоморошью епанчу, махнул ею и враз стер это слово на всем огромном пространстве, и Ермий тотчас увидал себя в несказанном свете и почувствовал, что он летит на высоте, держась рука за руку с Памфалоном, и оба беседуют.
– Как ты мог стереть грех моей жизни? – спросил Памфалона на полете Ермий. А Памфалон ему отвечал:
– Я не знаю, как я это сделал: я только видел, что ты затруднялся, а я захотел тебе пособить, как умел. Я всегда все так делал, пока был на земле, и с этим иду я теперь в другую обитель.
